-- Второе. Свистун передает тебе, чтобы ты не делал
глупостей с тем товаром, который у тебя был для покойника Окамы.
"Проклятие, -- подумал Барсук. -- Господи, почему ты сразу
не принял мою душу, когда я готов был ее тебе сбыть? Почему ты
вместо этого поселил несчастного предпринимателя на проклятой
Гринзее, где он мучается как в аду? И на которой все про его дела
все знают. Чего не знает Большой Питон, то, оказывается, знает
господин Свистун, хотя ни того ни другого он сроду в глаза не
видел и никогда -- Боже, сделай так -- никогда не увидит? И если
уж берутся за него -- так оба сразу. А как в них нужда -- ни до
того ни до другого не докричишься ни через каких связных..."
Предавшись этим печальным, хотя и несколько
непоследовательным размышлениям, Барсук старательно глядел в рот
связному, не забывая внимательно помигивать и посапывать.
-- Этот товар тоже следует разместить в Дупле. Свистун за
него дает те же деньги, что и Посол давал.
Связной выждал несколько секунд, наблюдая за гаммой чувств,
последовательно сменявших друг друга на живом лице собеседника и,
дождавшись нужного момента, добавил:
-- Когда все это будет сделано, никак не раньше -- это
велено подчеркнуть -- никак не раньше, надо забрать из известного
тебе места плату Лесного Народа за товар. За эту партию вперед
уплачено.. Вот такими вещами, -- гость тронул плод ого, лежащий
на столе, и в кабинете надолго повис еле слышимый мелодичный
звук. -- Около килограмма. Ты отсчитаешь свою долю и то, что тебе
причитается за ту вещь, которую хотел купить Посол. Потом к тебе
придут за тем, что останется. Это все.
Он поднялся. Стал снова никем.
-- Передайте Свистуну... -- Барсук возвел глаза к покрытому
резьбой по дереву потолку, желая сформулировать мысль
поосторожнее, а когда опустил их, в комнате никого не было.
Только притушенный шторами полуденный свет, да еще
затихающий звон и неуловимый аромат плода ого.
5.
Капитан дель Рей не мог пожаловаться на отсутствие
воображения: вообразить он мог многое, но вот только того, что в
норе, скрытой глубоко в недрах чужой планеты, он будет, мучаясь
от бессоницы, коротать время, выслушивая рассказы матерого
уголовника о том, как нехватало ему в далеком приютском детстве
плюшевого медвежонка, вообразить он не мог даже в пьяном бреду.
-- Так вот и получилось, -- продолжал гудеть со своей охапки
сена, служившего здесь всеми сразу постельными принадлежностями,
Шаленый, -- что загремел я в эти чертовы подземные катакомбы, так
и ни разу даже из ружья и не пальнувши... Тут в темноте какие-то
сукины дети повязать меня хотели или еще чего, да нашего брата
без хрена не съешь. Порасшвырял я этих друзей и ходу по туннелю
-- на просвет нацелился. Но черта-с-два тут: то плесень
какая-то светила... Прямо что твой фонарь... Ну и плутал я в
катакомбе этой без малого час, а тут свои же друзья-Легионеры,
видно, в подземку эту аэрозольный заряд снарядили -- где-то в
соседнем туннельчике -- меня как шмардануло -- без малого по
стенке не размазало. Ослеп, оглох, рот земли полон -- еле
отплевался. Зато -- без добра нет худа -- гляжу: ветер пошел по
катакомбе. Значит где-то свод провалился и на поверхность ход
есть. Ну, я сперва на четыре кости встал, на ветерок-то этот и
побрел, потом оклемался -- уже на своих двоих почапал. И метрах
этак в десяти уже от вольной воли -- перед проломом этим в куполе
-- гляжу лежит мой медвежоночек. Точь в точь как тот, на которого
я в витрине смотреть любил, когда мальцом был... Я ж говорил,
что...
-- Что в детстве у вас так и не было плюшевого медведя, --
подтвердил Гвидо. -- Вы об этом уже... Послушайте, а где
запропастился Санди?
-- Его прямо в операционной и сморило. Там и спит. А на меня
нервное что-то нашло: устал как черт и дьявол, а сна -- ни в
одном глазу... Да и то -- как спать-то -- к рассвету домовые
здешние оклемаются, да глядишь, и в распыл меня грешного пускать
начнут. Мне в Легионе такого понарассказывали о тех, кто в плен к
зелени этой попал...
-- У вас есть некоторое оправдание -- в стволе вашей пушки
не найдут пороховой гари и, кроме того, вы спасли Учителя Ю. Это
здесь, похоже, влиятельная персона. В конце концов, нас покормили
и в отхожее место пускают без конвоя. Наверное, дела не так
плохи. Как, по-вашему, до рассвета далеко?
-- А пес его знает. Я-ж как и ты, мил-друг, и дня не будет,
как здесь кувыркаюсь... Я вот о чем забочусь: станет эта нечисть
с моим стволом разбираться?... Оно, может там все и лежит --
ружье мое -- в катакомбе этой клятой. Я, как помню, без него от
чертей этих сбег... Да и учителя ихнего я не то, чтобы спас, а
так -- в лазарет доставил... Он сам мне и объяснил, куда его
тащить, после того, как я его в чувство привел...
-- Так ведь не бросили же пропадать под главным взрывом --
которым на поверхности все смело...
-- Тут, понимаешь, жалость меня одолела. Сначала, гляжу,
вроде и неживой он, а как взял его в работу, так, смотрю, пищать
начал. Хоть и еле-еле, а все-ж человечьим языком. Тут как
вспомнил я ту витрину...
-- Как же это вам удалось его в чувство привести? Этому тоже
в Легионе учат? Искусственное дыхание ему делали, что-ли?...
-- И дыхание, и изо рта в рот, и из носа в нос... Ну а как
закапал ему за зубки-то десять капель из фляги, так у него глаза
на лоб сразу и вылезли. Заперхал, закашлял и лопотать начал
быстренько... Погоди, мил друг, фляга-то она при мне -- я тут в
операционной этой ректификат надыбал и до пробочки-то посудинку и
долил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117