-- радировал Василий незнамо
кому, может быть, абаканской ведьме.
Помимо этой тривиальной мысли было еще много других, гораздо более
сложных и серьезных, особенно касающихся взаимоотношений между самими
Пузырями, а также между ними и вживленной в него ящерицей.
Казалось, она была у них какой-то тягловой силой, более способной, чем они,
на движение и пронизывание пространства. Однако все думки думные быстро
выветрились из Василия, потому что его сознание резко заскользило вниз,
напоминая спущенную в унитазе воду.
Когда все утряслось, Василий снова обнаружил себя в избушке шулмы, и
это было чрезвычайно приятно. Затем отодвинулся подальше от
котелка с "фирменным" таежным варевом и утер физиономию рукавом.
-- Пуповина соединяет тебя со второй небесной долиной, которой
правит Эсэгэ-Малан, творящий судьбу девяти земель. Эта пуповина питает в
тебе постороннюю душу.-- сообщила ведьма голосом заправского
бюрократа. Примерно в том же духе вас извещают, что "в получении
дополнительной жилплощади отказано".
-- Ну так обрежь эту пуповину хренову.-- быстро предложил клиент.
-- Она состоит из девяноста девяти нитей,-- важно произнесла шулма.--
Я могу отрезать все, кроме одной.
-- Это еще почему, Умай?
-- Посторонняя душа слишком глубоко сидит в тебе. Она так въелась в
твою плоть, что с ее смертью погибнешь и ты.
-- Это не в кайф, конечно...-- в течение разговора у Василия чувство
величайшей надежды моментально сменялось чувством полной безнадеги, и
обратно. Он объяснял такой колебательный процесс своим полным отупением.--
А если останется одна ниточка?
-- Ну ты бестолочь. Тогда посторонняя душа останется в тебе.
-- И все напрасно, Умай?
-- Не напрасно. Она усохнет до размеров пшеничного зерна.
-- Пшеничное зерно. Это терпимо, как мне кажется.-- Его рот наконец
осклабился.-- Ну, давай, начинай. Я думаю, что мы с тобой... ну в общем ты в
накладе не останешься, купишь себе стереомузыку и телек на
батарейках, не так тоскливо будет в лесу ошиваться.
Шулма завозилась у печки минут на десять, никак не откликаясь. Потом
сказала:
-- Походи за мной недельку. Тогда обрежу... А может и нет.
-- Ну и ну. Ничего себе: ходи-броди, а потом -- от ворот поворот.
Иначе-то никак нельзя?
-- Иначе в магазине можно.-- неожиданно пошутила ведьма.
-- Я с собой и запасов съестных не прихватил. А у меня по части жратвы
-- всегда "полный вперед" и никакой инвалидности.
-- Запасы по дороге будут... Да что мне тебя уговаривать. Можешь
проваливать. Иди к елу на закуску.
Василий сразу понял, что "ел" -- это совсем отрицательный
представитель мира духов.
С того дня пришлось Василию таскаться по тайге и наблюдать широкую
спину Умай перед собой, а также составлять публику на ее сеансах общения с
духами. Контачила она в основном с демонами эе -- хозяевами урочищ, и с
самим тагэзи -- хозяином тайги, а елы и прочая паразитическая нечисть,
застрявшая между мирами, всячески мешала ей. У шулмы была своя карта и
свой маршрут, проходивший не столько по реальной территории, сколько в
стране духов, и она двигалась по нему с четкостью швейцарской железной
дороги.
Собственно, Василий едва выудил даже эту информацию. Умай была
мало разговорчивой. Родилась она в семье первобытных охотников, которые
вдруг стали советскими звероводами. Поскольку к братьям меньшим, то есть
хакасам, особые требования, в отличие от русских крестьян, не предъявлялись,
то и сохранилось благополучно камланье в ее роду. Разве что проделывалось
оно втихаря. (В отличие от опиума для народа, то бишь религии, шаманизм
считался проявлением стихийного материализма).
Первые несколько дней скитание по стране духов вызывало у Василия
активную неприязнь. Собственно, и согласился он на это дело, потому что
деваться было некуда -- не возвращаться же домой, к семье, с гнусной ящеркой
внутри, с окончательным признанием того, что жизнь пошла прахом,
коту под яйца. Бомжевать по вокзалам -- вот какая единственная
альтернатива ему виделась.
Вначале он забивал тоскливые мысли, пытливо наблюдая за Умай и
размышляя по ее поводу. Бимоны Василия и в самом деле фиксировали, что к
колдунье по каналам, проложенным ниоткуда, подплывали хвостатые пятна с
повышенной температурой. Иногда он как будто воспринимал их голоса, хотя и
не мог перевести речи духов на русский язык. Он даже чувствовал их запахи,
слабые, но острые -- чем-то напоминающие аромат сыра рокфор.
Возможно это были демоны эе, которых Умай упомянула пару раз.
Иногда к ней привязывались холодные косматые кляксы,
разраставшиеся из неприметной точки. То, наверное, хладнокровно
вампирили зловредные елы и еки. Иногда теплые языки словно
облизывали весь лес и неторопливо тянулись к причитающей Умай --
таков был, скорее всего, крутой тагэзи.
Пребывание в густом лесу, где не было и нет социализма,
капитализма, даже феодализма, технократии и охлократии, где
творение остановилось на пятом дне, помаленьку сняло у Василия
ужас перед инфекционной структурой, засевшей в нем. Да и
экстраморфин, который он пару раз заглатывал тайком, тоже ласкал
психику.
Вокруг никто ни о чем не переживал, сознание тут еще
дремало в природных зародышах, для леса все было правильно, все
хорошо -- но, само собой, пока не явились мужики с
бензопилами. Ни у кого в этой чащобе не имелось ни малейшего
повода страдать, обвинять и жаловаться в высшие инстанции.
Соответственно, и взбаламученный ум-разум Василия угомонился.
Сам он стал как зверь, внутри которого сидел с неясными
намерениями еще один звереныш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137