До полудня Василий просидел в нужнике, скрываясь от всяческих взоров
и "наслаждаясь" ароматической симфонией выгребной ямы. При нем было
зеркальце от бритвенных принадлежностей, которое показывало все более
страшные картинки его внешности. Затем сердобольный дядя Егор просунул
под дверь сортира ключи от медпункта и посоветовал сходить за таблетками от
поноса. Сам фельдшер затерялся на бессрочной рыбалке в среднем течении
Оби.
Василий быстро прошмыгнул вдоль кустов в покосившийся сарай с
намалеванным на двери красным, вернее бурым крестом -- вроде тех
что когда-то украшали борта фашистских "Тигров". Здесь в самом
деле удалось найти пригоршни таблеток без каких-либо
опознавательных знаков, опустошенные бутыли из-под спирта, а
также вполне современный сканер с микрокомпьютером и следами
жирных пальцев на никелированных поверхностях. Но Василий и не
хотел видеть на них свое отражение, он знал, что успел покрыться
сеткой подкожных каналов ярко-красного цвета. Особенно богато
было с ними на спине, где они сходились в точке, находящейся в
поясничной области.
Василий сунул вилку в розетку, ввел код
доступа в заработавшую систему (паролем оказалось слово "Петя",
процарапанное на входной двери), повернул экран микрокомпьютера
к себе и стал водить сканером вдоль больного тела.
Через пять минут его просто выворачивало от отвращения. Увидя такое,
как не впасть в отчаяние и не завыть волчьим голосом! Компьютер, изучив
данные сканирования, выдал на экран отталкивающий рисунок, достойный
кисти позднего Босха.
Внутри тела у Василия Самуиловича находилась некая структура с
температурой в тридцать градусов -- и это несмотря на ярко-красную окраску
вздутий. Структура имела вид паука, а если точнее --
перевернутой ящерицы. Эта форма явно претила представлениям
человека о прекрасном.
Василий какое-то время приходил в себя, а затем, вспомнив, что он
мужчина, а также боец ныне не существующей армии, стал мужественно
изучать тошнотворное изображение. В структуре явно выделялась головка --
приходящаяся на область крестца, и брюшко -- находящееся в области нижних
спинных позвонков. Хвост этой ящерицы проходил по позвоночнику до
головы, УХОДЯ ВГЛУБЬ ЧЕРЕПНОЙ КОРОБКИ, а конечности ее огибали все
тело Василия, достигая пупка. Передние же лапы жуткой структуры
заканчивался не где-нибудь, а прямо в органе, именуемом для
благозвучия пенисом. И самое неприятное -- конечности ее хотя и
медленно, но шевелились.
Микрокомпьютер с вежливостью бесчувственной машины попросил
разрешения внести данный случай в медицинские анналы.
В ответ Василия вырвало желчью -- в животе давно отсутствовала какая-
либо снедь.
Страдалец, позабыв выключить жестокий прибор, вылетел из медпункта,
проломил гнилой забор и помчался через поле прямо в лес.
Только, когда он забрался поглубже в чащобу, горло его
освободилось от тисков рефлекторного сжатия и из него вылетел
звук, похожий на скорбный скулеж добермана-пинчера, которого не
выгуливали десять часов кряду.
Эта штука, эта долбаная ящерица в нем навсегда! Такие штуки не
рассасываются! Во всяком случае его не станет раньше ее! Она пожирает его
изнутри! Он сделался для нее едой и постепенно превращается в кучу говна! Ее
не удалить, потому что она оплетает все его внутренние органы и, более того,
проникает внутрь их. Во всяком случае, операция будет стоить десятки тысяч
долларов.
Сразу же
возникли мрачные
мысли о волевом прекращении бесславного жизненного пути. Но как это
сделать, если первый раз в жизни? Наверное, самый простой суицид -- идти
дальше и дальше, пока его не закусают комары или волки... По счастью,
пакетик с экстраморфином смирно ждал своего момента в кармане куртки.
Скушал дозу и пошел. Может, спустя час он стал обращать внимание на
то, что он видит и чует. Воздух перестал быть равномерно прозрачным, в нем
появились какие-то прожилки, складки, он напоминал некие занавески,
которые непременно кто-нибудь поднимет.
Воздух, само пространство, как будто был рассечен на отдельные куски,
каждый из которых имел собственную жизнь и разыгрывал собственную
партитуру. Одни куски казались туго надутыми воздушными шарами, другие -
провисшей мотней, одни выглядели страшно тяжелыми, другие -- просто
пустотой, дырой ниоткуда в никуда.
Одни куски процветали, другие гнили или засыхали, третьи застыли в
каменной неподвижности. А по складкам текли струи энергии, быстрые и
легкие, резкие и спокойные.
Голубое небо, едва видимое в просветы между крон, находилось в зоне
покоя и посылало ровную энергию, как будто даже пело сочным баритоном.
Это в немалой степени затягивало, и Василий даже слегка отвлекся от
кошмарных мыслей. Пытаяcь снова на них сосредоточиться, он остановился у
ближайшей ели, но и та вовсю гудела в своем цветущем участке пространства.
Весь лес уже воспринимался как довольно слаженный хор, где каждая клетка,
каждый сегмент имел свою энергетику, своих обитателей, вел свою партию, где
соблюдалась симметрия между цветением и гниением, напором и
податливостью, любовью и злобой. Но неожиданно в эту симфонию,
подслушанную нечаянным посетителем тайги, вмешалось нечто новое, грубое и
постороннее.
Василий пригнулся, прислушался и огляделся, затем двинулся в сторону
источника неприятных сигналов. Тяжелый гул и резкий запах узкой струей
протек из кустов жимолости. Василий остановился и залег. Причем вовремя. Из
кустов показался человек, потом еще двое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137