Или же утопнуть, если
придется крепкий сон на водную переправу.
Спустя двенадцать часов упорная борьба с Морфеем закончилась
поражением, Василий спал сидя, то и дело слегка пробуждаясь во имя
удержания своего тела или, чтобы пропустить мимо ушей невнятное
бормотание бодика.
Кончилось это тем, что он все-таки выпал. Произошло это спустя часов
пятнадцать в местности, которая была уже плоской и болотистой, типичной для
Кетско-Тымской равнины.
Василий вывалился и продолжал дрыхнуть. В свою очередь попутчики
не стали его будить. Полагая, что спящий проводник им уже больше не нужен,
они забрали его штурмгевер, антикварную тарелку и умчались прочь. Вдобавок
при падении вырубился речевой блок у бодика, с помощью которого могла
быть произнесена парочка веских фраз.
Спустя семнадцать часов Василий проснулся от дикого холода. Один в
темном лесу, без оружия, без нормальной одежды, без бимонов, с одним только
поглупевшим полуслепым боди-компом.
-- Я же вам давал установку "не спать".-- оправдывался тот, когда ему
снова включили речь.
-- Я же не кибер, в отличие от тебя,-- в свою очередь оправдывался
Василий.-- Вот в следующей жизни станешь мужиком или бабой, тогда все
поймешь.
Сам же Василий впервые загоревал, что драконья структура ушла из его
тела. Уж она не дала бы ему пропасть.
Единственное, что ему сейчас оставалось -- это встать и идти. Он встал и
пошел, как Роберт Скотт в последний период своей героической жизни, как
товарищ Сусанин, который вдруг понял, что отстал от отряда польских
оккупантов. Спотыкаясь и натыкаясь на ветки, выражаясь по матери и кляня
судьбу, ожидая в любой момент попасть в трясину. Акая тоже не было видно --
похоже, он желал помогать лишь мощному укротителю дракона, а не
хилому облажавшемуся человечку.
Василий, конечно же, знал, какой нужен курс, но не представлял,
коим образом придерживаться его в густом темном лесу.
Однако в некий отчаянный момент ночной странник заприметил как
будто световую дорожку, проходящую между деревьев. Что-то
призрачное, несущественное. Однако он решил следовать вдоль этой
нити, посчитав ее за ариаднину. И он держался ее, пока не стало
светать. А когда это произошло, то узрел воочию фантастический
пейзаж. Обычный лес превратился во что-то кошмарное,
инопланетное.
Деревья как будто реализовали свое право на более подвижную и
безопасную жизнь.
На стволах и ветвях распускались необычайно крупные белесые
почки. А потом они раскрывались и роняли на землю
полупрозрачных личинок. Ну примерно так же неподвижные полипы
отпочковывают движущихся туда-сюда медузок.
Ошарашенный Рютин вспомнил, что на той фене, которой ботают
биологи, это называется "метагенезом".
Личинки деревьев катились по земле и даже подпрыгивали:
используя для этого какие-то внутренние колебания и сокращения.
Этакие живые мячики.
Самые свежие из них были водянистые, слизистые и брызгались
ядовитой дрянью, от которой околевали жуки и появлялись зудящие
красные пятна на коже Василия.
Да уж, личинки с малолетства не давали никому спуска.
Те, что постарше, обзавелись длинным метамерным телом,
покрытым кутикулой и щетинкой. На глазах у
Василия такая тварь царапнула своей щетиной белку и та
незамедлительно скончалась -- не будет теперь воровать орешки.
А самые старые личинки внедрялись в почву и застывали как
саженцы, не забывая однако угрожать ядовитой жесткой волосней.
Да, уже не побродишь с томиком Пушкина по этакому лесу.
Деревья стали нетерпимыми, настоящими шовинистами.
Деревья сделались такими, какими ХОТЕЛИ БЫТЬ.
И кто им в этом удружил? Кто у нас такой отзывчивый?
Василий не сомневался, что лярводраконы проникли
в доселе апатичные елочки и сосенки и заставили их жить по
новому. Хлынула буйная драконья силушка через жизненные нити и
по законам всесильного холизма перестроила зеленых братьев на
агрессивно-скандальный лад.
А что? Попользовались их незлобивостью и хватит.
А потом Василий наткнулся на какое-то отвратительное животное.
Только по обрывкам одежды он понял, что это вороватый старикан
Сеня.
Животное все было какое-то влажное, по бороздкам морщинистой
кожи стекали капли, и от них явно несло алкоголем. Впрочем,
казалось оно довольно смирным -- налипло на какое-то дерево в
виде паразита и сосало из него соки, превращая их в спирт за
счет своего метаболизма. Почему дерево не возражало, догадаться
было нетрудно -- морщинистый паразит возвращал должок готовым
товаром.
Василий замер, обливаясь от волнения потом, невзирая на морозец. Лес
не просто так одраконился. Увиденное давало знать и понимать,
что Яйцо-то полностью реинтегрировалось и выпускает в свет
полноценных лярв.
Преданный товарищ Ким довез пробирку с
клетками дракона до какой-то очень сильной хорошо оборудованной
лаборатории.
Вот
драконья структура одарила и Сеню именно тем, что он больше
всего жаждал. А жаждал он не просыхать никогда. Раньше что-то
похожее случилось с бичом Антоном -- растворился весь сердечный,
слился с природой. Так было и с самим Василием, когда он из
худосочного мужчины превратился в могучего монстра. Сейчас
Василий Самуилович не сомневался, что все одарения и
осчастливливания происходили и происходят примерно в одном и том
же месте -- поблизости от озера Горькое. Должно быть, и сама
база "интернационалистов" располагается неподалеку.
Но прежде "интернационалистов" встретился Сева. В виде
длиннорукой полуобезьяны-йети он пронесся по деревьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137