Тот предел, за которым тупость перестает быть чертой характера и
становится метафизической сущностью. Тот почти божественный абсолют н
езнания, когда знание невозможно просто из-за отсутствия его субъекта. О
н сообщил мне что, как и отец, он очень одарен музыкально, обладает незауря
дной деловой сметкой и целиком предан своей семье. Я смотрел на едва заме
тную из-за оплытости щек линию от уголков рта до подбородка Ц как у его о
тца на головинском портрете, словно перенесенную безразличной рукой на
безжизненную копию, и умирал от досады за оригинал.
На платформе досада прошла. Пьер и есть сюжет. Не катастрофическое его за
вершение, а единственное реальное его начало в необходимости обратного
движения. Непоколебимый Пьер был стороной отчаяния молодого Михаила Ив
ановича задолго до своего зачатия, когда тот, глядя в пустые прекрасные г
лаза своей смерти, уже видел в них обоих своих сыновей. Так в жизни, как и в р
омане, ужас уступает место самокомментированию.
Пьер и младший, Иван, расположились бы вполне комфортабельно по сторонам
парасимметрической оси жизни своего отца, спокойно продвигаясь вдоль н
ее параллельно друг другу, если бы не «биографический радикализм» Михаи
ла Ивановича (сродни его радикализму политическому): старший сын был сра
зу же им отброшен в бесповоротно отринутое прошлое юности, войны и Росси
и, а младший до конца оставался «подвешенным» в зыбком чужеродном будуще
м другой войны и другого мира.
Во всем этом мне не видится никакого противоречия. Просто жил человек, од
аренный талантом, богатством и удачей. Любя свой мир, он знал, что этот мир
несет в себе условия своего собственного уничтожения. И что, хотя конец н
еизбежен и близок, можно все ж-таки, попытаться что-то из него сохранить д
ля мира следующего, чтобы тому не пришлось начинать все заново, с полного
скотства и беспамятства. Так что Михаил Иванович мог бы даже считаться с
воего рода духовным оптимистом Ц отсюда и ранние его «духовные» же прик
лючения в Москве и Петербурге. Однако в тот же период случившиеся с ним кр
айне личные события и обстоятельства заставили его увидеть и в себе само
м те же признаки наступающей катастрофы, которые он видел вокруг.
Пока же Ц пока еще не родились в тот «новый» мир ни тяжелый, непроницаемы
й Пьер, ни зефирно-легкий до всепроницаемости Иван, Ц возвратимся в фант
асмагорический Петербург десятых годов ныне завершающегося века, наза
д Ц в «хорошее и глупое» время Поэта.

Глава 9
Хорошее и глупое время поэта

«Я еще хотел сказать о цели пр
едостережения...»
Б. Пастернак

Наиболее известный Михаил Иванович, петербургскопетроградский, остает
ся за пределами моего воображения. Когда пытаешься думать о нем «по исто
чникам», пропадает не только интонация (моя, а не его), но и сам сюжет рефлек
сивного романа. Сюжетное действие разворачивается по оси «наблюдение
Ц действование», где «наблюдатель» и «действователь» являются не толь
ко двумя противоположными сценическими характерами (dramatis personae), но и, что гора
здо важнее, двумя полюсами меня самого. Мне ли не знать, сколь быстро рожда
ющийся во мне импульс к действию вырождается в отстраненность наблюден
ия, словно бессильно уступая врожденному страху поражения и желанию пер
есидеть на нейтральной территории время решающего сражения. Я не могу бы
ть только наблюдателем, а он Ц как я думаю теперь Ц не мог им быть вообще.
Мое действие кончилось. Сюжет остановился и замер.
1991 г. 21-е января. Вчера моему отцу исполнилось девяносто три года. Сын Михаил
а Ивановича от второго брака, Иван, умер в Каннах четыре недели назад. Он п
охоронен в Монте Карло рядом с отцом, бабкой и тетками. Его вдова позвонил
а мне накануне нового Рождества после похорон, так что было уже поздно ту
да лететь.
Итак, опять Ц с конца. Конец, это Ц смерть. Чужая смерть Ц это внешний бес
содержательный акт, в отношении к самому умершему, разумеется. Здесь это
все тот же некролог в «Таймсе» от 3-го апреля 1956 г. От него мы и будем двигать
ся вспять.
«...обстоятельства и условия эмигрантской жизни, которые бы легко сломил
и менее сильного человека, в его случае лишь послужили к торжеству его во
ли и характера... Рожденный несметно богатым, он... потерял буквально все, но
упорным трудом, талантом и силой воли опять пробил себе путь к богатству
и влиянию... Его смерть Ц большая потеря для финансовых кругов Европы».
Подвал Лондонской Библиотеки на Сент Джеймс Сквер. Я ставлю на место огр
омный фолиант со старыми номерами «Таймса» и... перехожу к «несмываемым с
лезами» строкам Поэта: «7-е января 1919 г. Рождество. Решаясь включить в сборн
ик „Театр” свою пьесу..., из которой я стараюсь выкинуть все уж очень глупо
е (хорошего и глупого времени произведение), я окончательно освобождаюсь
от воли Михаила Ивановича... Мы с ним в свое время загипнотизировали друг
друга искусством. Если бы так шло дальше, мы ушли бы в этот бездонный колод
езь; оно Ц искусство Ц увело бы нас туда; заставило бы забраковать не тол
ько всего меня, а и все; и остались бы: три штриха рисунка Микеланджело, стр
ока Эсхила Ц и все; кругом пусто, веревка на шею».
Цитата, сколь ни далека она по содержанию и тону от некролога в «Таймсе», в
полне могла бы оказаться некрологом Михаила Ивановича, хотя и с опоздани
ем на год, что иногда случается. Ведь ровно за год до того, 7-го января 1918 г., По
эт записал: «убиты (в больнице) Шингарев и Кокошкин... слухи об убийстве Род
ичева (Церетели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63