VadikV

29
Александр Моисеевич Пят
игорский: «Вспомнишь странного человека»


Александр Моисеевич Пятигорский
Вспомнишь странного человека



«Вспомнишь странного человека... :[роман] А
лександр Пятигорский»: Новое литературное обозрение; Москва; 1999
ISBN 5-86793-060-2

Аннотация

Новый роман известного филосо
фа и культуролога, автора получившего широкий резонанс романа «Хроника
одного переулка». В прозе А. Пятигорского сочетается парадоксальность х
удожественного мышления и глубина психологического анализа, социальна
я зоркость и своеобразная художественная историософия, интеллектуальн
ая рефлексия и проникновенный лиризм.

Пятигорский Александр
Вспомнишь странного человека

Людмиле Стоковской с любовью
.

Предисловие о временах

Сначала Ц о первой части моего второго романа (Эта часть была опубликов
ана в «Urbi», 1995, с. 7 Ц 38). Его главное отличие от первого («Философия одного пере
улка») в отношении моей жизни состоит в том, что в нем я начинаю действоват
ь в середине 1940-х и кончаю (да пока еще и не кончил) в начале 1990-х, в то время как
те, о ком я рассказываю, начинают это делать в начале 1900-х и, кажется, уже зак
ончили свое существование Ц и уж во всяком случае, действование Ц к нач
алу 1960-х. В первом же романе мое действие начинается в середине 1930-х и кончае
тся в начале 1980-х, а действие моих собеседников начинается, в основном, лиш
ь немногим раньше моего и заканчивается вместе с моим. Да что за разница в
озразите вы, Ц какие-то двадцать лет в обе стороны! Разница огромная. Она
Ц в восприятии нами времени. За одно последнее десятилетие давление ист
орического времени на наше сознание настолько понизилось, что многие из
нас серьезно заговорили о конце истории, конце культуры и чуть ли не конц
е времени Ц обычный рефлекс заключенного, получившего временное облег
чение или переведенного из одной тюрьмы в другую, более просторную. Ну эт
о понятно, одурачить можно кого угодно, в особенности если ты сам хочешь б
ыть одураченным.
Это изменение в восприятии нами времени имеет, однако, и одно положитель
ное последствие: мы стали внимательнее к своему внутреннему времени, вре
мени нашего мышления, переживания и опыта.
Первая часть этого романа и есть экспозиция такого внимания к своему инд
ивидуальному, так сказать, времени, для меня едва ли возможная еще и пять л
ет назад. Две последующие части являются лишь приложением и развитием пр
инципа экспозиции внимания к времени, введенного в первой. (Поэтому, а так
же в силу известной сюжетной самостоятельности первой части, я и решился
издать ее отдельно, до того как закончу весь роман.)

А. Пятигорский Лондон, январь 1992 г.

Предупреждение об именах

Тут, разумеется, будет затруд
нение с именем. И действительно, как же его назвать, если с первых же шагов
человек сам лезет в символы.
Б. Пастернак. Повесть

Мое имя никак не может быть за
мешано в этом деле, ибо у меня нет настоящего имени.
Луи Пауэлл

Чтобы облегчить читателю (и себе самому) восприятие того, что происходит
в романе, я предупреждаю его о следующем.
Первое. Лица, хотя бы раз по ходу романа названные по фамилии, либо существ
уют (или существовали) в жизни вне романа, либо столь же определенно там не
существуют и никогда не существовали. Фамилия здесь употребляется как з
нак определенности существования или несуществования ее носителя и, од
новременно, как знак читательской альтернативы Ц признать или не призн
ать этого носителя существующим вне романа. Так, например, человек, фигур
ирующий здесь как Андрей (или Андрей Яковлевич) Сергеев, либо есть (был) в ж
изни подлинным лицом с такой именно фамилией, либо не был. В последнем слу
чае Ц и здесь я позволю себе быть вполне категоричным Ц если даже отыще
тся его тезка и однофамилец, то это решительно будет не он, а совсем другая
личность, к этому, по крайней мере, роману никакого отношения не имеющая.
Такова сила навязанной читателю альтернативы.
Второе. Лица, названные в романе только по имени или имени-отчеству, не им
еют никакой определенности в отношении их существования вне романа. Чит
ателю (как и мне самому) оставляется полная свобода думать о них как о суще
ствующих или несуществующих, либо как существующих и несуществующих вм
есте, либо, наконец, вовсе не думать о них в отношении их существования вне
романа. То же относится и к лицам, названным по их профессии, черте характ
ера или любому другому неиндивидуальному признаку. Поэтому если кто-то
обозначен здесь как «премьер», или «еврей», или «Михаил Иванович», то зан
ятие одного и племя другого, и имяотчество третьего будут равно фигуриро
вать не только как знак гораздо большей, чем в первом случае, литературно
й фиктивности персонажа, но и как знак авторского намерения эту фиктивно
сть как можно более подчеркнуть. Это, однако, ни в коей мере не исключает в
озможности совпадения конкретного, невыдуманного лица или историческо
й фигуры с таким бесфамильным, так сказать, персонажем, за что, разумеется
, автор не собирается нести никакой ответственности Ц как, я надеюсь, и са
мо это лицо, живое или мертвое.
Третье. Приведенное здесь объяснение употребления фамилий в одном случ
ае и их неупотребления в другом пришло мне в голову, когда роман был напис
ан уже более чем наполовину и поздно было что-либо менять. То, что бездумн
о употреблялось мною как маньеризм, стилистический трюк или просто ради
красного словца, только задним счетом оказалось осознанным как основа д
ля интуитивной классификации персонажей по признаку имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63