С одной стороны кенотаф был обтесан, отполи­рован и украшен изображением Рокуэлловского космического челночного корабля типа 1 - насто­ящего «Шаттла», - взмывающего со стартовой ус­тановки в небеса. А под ним - простая мемори­альная доска. Никаких помпезных надписей, толь­ко столбцы имен. Николь не удивилась бы, узнав, что каждому ребенку в Глобал-Вилледж знакомы эти имена. Всякий, кто хотя бы час провел в ВВС, а особенно в НАСА, знает, в чью честь возведен этот обелиск.
Здесь выписаны имена первопроходцев кос­моса. Гас Гриссом. Эд Уайт и Роджер Чаффи с «Аполлона-1». Русский Владимир Комаров. Эки­паж «Челленджера». И много, очень много дру­гих. А в самом низу три новых: Катарина Гарсиа, Поль да Куна, Шэгэй Шомрон.
Николь ощутила, как усталость все-таки на­стигла ее, невыносимой тяжестью навалилась на плечи и заставила ссутулиться, опираясь на трость. Она подняла руку, чтобы смахнуть слезы, и какое-то время стояла неподвижно, позволив горю наполнить душу до краев.
- Как гласит старая пословица, - раздался знакомый голос, - «Мы летаем и погибаем».
Николь машинально вытянулась по стойке «смирно» и отдала честь генералу Кэнфилд, но та лишь покачала головой.
- Никаких церемоний, Николь. Никаких зва­ний. Здесь мы просто два астронавта, коллеги - молодой и, - небольшая пауза, еле уловимая улыбка, - старый, пришедшие почтить память тех, кто ушел раньше.
Кэнфилд протянула платок, и Николь про­мокнула глаза и высморкалась; генерал показала жестом, что девушка может оставить платок при себе. Обе были в синей форме военно-воздушных сил, только на погонах Кэнфилд сверкали гене­ральские звезды, а на груди поблескивали много­численные награды.
- Я думала о мемориальной доске в Чаффи, - проговорила Николь, - на которой перечислены имена кавалеров медали конгресса. Мне хотелось с мясом выдрать имя Моргана. Меня даже напугала собственная ненависть, но, по-моему, безнравственно позволять ему нахо­диться в одном ряду с такими, как Кэт и Паоло.
- Разительная перемена в Дэниеле никоим образом не преуменьшает его прошлых заслуг. Пожалуй, это главная трагедия его жизни.
Николь окинула площадь, проследовав взгля­дом вдоль обрамляющих ее колонн к месту их слияния. Купол являл собой гигантский подсве­ченный слайд с изображением звезд, перемеща­ющийся в согласии с естественным движением Луны, Земли и Солнца, создавая иллюзию насто­ящих звезд.
- В госпитале у меня была уйма свободного времени. Я много читала, - вымолвила она и ос­мелилась прямо взглянуть на Кэнфилд. - Я знаю.
- Что, - Кэнфилд едва заметно выделила это слово, - вы знаете?
- Мой отец был младшим партнером в фирме, занимавшейся вашей апелляцией. О нем никто не упоминает, но я знаю его стиль. Совер­шенно очевидно, что все резюме по делу писал именно он.
- И что же?
- Кем он был для вас? И кем являюсь я?
- Другом. И чересчур пронырливым старлеем.
- Больше, - тряхнула головой Николь. - Слишком многие намекают, будто я оказалась здесь не без вашего участия, что между нами есть какая-то связь, старые дела. Устраивая за­саду на «Странник», Морган метил не только в Кэт. Для него это был бы дуплетный выстрел, возможность вам насолить, ударить исподтишка просто ради наслаждения, прежде чем довести дело до конца. Так что случайное знакомство тут не проходит.
- Мы с твоим отцом были близки.
- Любовники?
- Влюбленные. Очень.
- Но вы не остались. А он не мог последовать за вами.
- То, что было тогда... между нами... нико­им образом не преуменьшает того, что есть се­годня. Он очень любит твою мать, я вижу это по тебе.
- А что еще?
Кэнфилд улыбнулась и, не сдержавшись, хмыкнула.
- Собственное отражение.
- Я не просила никаких привилегий.
- Все, что ты получила, и хорошее, и плохое, ты заслужила сама. Тут ничего не изменишь. Тебя выделяет отнюдь не мифическая связь со мной.
Хотя порой она и осложняет тебе жизнь. Ты сама устанавливаешь планку, а мы лишь стараемся, чтобы ты ее не снижала.
- Везет мне!
- Тебя что-то беспокоит. Нога?
- Немножко. В основном это из-за прокля­той формы. Я не носила ее так давно, что чувст­вую себя, словно в корсете. Отдала бы все на свете за обрезанные джинсы, свитер, кроссовки и свою летную эдвардсовскую куртку.
- Успеется. - Генерал посмотрела мимо Ни­коль. - Доброе утро, комиссар.
- Здравствуйте, генерал, - отозвался Кьяри.
- Прошу прощения, но послы, наверное, уже заждались, - и Кэнфилд решительно зашагала прочь.
Кьяри сграбастал Николь в объятия, и она не­вольно поморщилась, когда он оторвал ее от пола. Но он тотчас же осторожно опустил ее и с тревогой заглянул в лицо.
- Со мной все в порядке, - заверила Ни­коль. - Честное слово!
- Ну-у, - протянул он, нисколько не сомне­ваясь, что она водит его за нос, - вчера вечером ты определенно была бодрее.
- На меня снизошло вдохновение, а заодно и легкое помешательство. Теперь расплачиваюсь.
Он от души хохотнул, и Николь пожала ему руку. Как замечательно, что вместо боевых когтей халиан'т'а она чувствует его нежные пальцы. Потом вгляделась в лицо, мысленно отмечая перемены. Шаврин ввела ему вакцину, как толь­ко спасательная партия вытащила их из шлюза.
Николь смотрела видеозапись, но даже теперь, многие месяцы спустя, воспоминания вызывали ужас. Гель спас их от верной смерти, но жизнь их висела на волоске. Хана и Андрей вместе с медиками халиан'т'а стабилизировали их состоя­ние и сразу же погрузили в анабиоз, поджидая, когда можно будет отправить обоих в приличный госпиталь. А там первые две недели смахивали на марафон, причем они выступали в роли эстафет­ных палочек. Николь едва не отправилась на тот свет.
Но теперь оба находились на пути к полному выздоровлению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93