Гитара входила в небогатый скарб, привезенный ею с Земли, несмотря на басно­словную цену доставки.
Ударив по струнам, Николь поморщилась.
- Детка, да ты же расстроена! - пробормо­тала она, подумав: «Ничего удивительного! Я не бралась за нее почти две недели». Вынув из при­кроватной тумбочки камертон, Николь приня­лась за работу.
Чуть позже, удовлетворенная результатами трудов, она сыграла несколько гамм. Руки со­всем окоченели; казалось, будто играешь в пер­чатках от скафандра высшей защиты - очень медленно и неуклюже. И все равно на душе по­легчало.
Сев в позу лотоса, она усмехнулась, заметив, что парит в добром метре от палубы. Руки маши­нально наигрывали любимую песню из репертуа­ра Лайлы, но едва Николь узнала мелодию, как оборвала ее на полуфразе, вспомнив, как радо­вался Поль, подарив ей контрабандные записи. Из глаз Николь снова заструились слезы, плечи ссутулились, словно она пыталась утихомирить боль. Затем девушка снова тронула струны, заиг­рав «Чакону» Баха - первое произведение, кото­рому научил ее отец.
- Чудесно, - послышался сзади голос Кьяри.
- Не очень, - отозвалась Николь, хотя в душе обрадовалась похвале. - Я давненько не упражнялась.
И взяла несколько пробных аккордов, под­страивая инструмент.
- Может ты хочешь побыть одна, Николь?
- Ничего, Бен. Компания мне не помешает.
- По-моему, она не помешает всем нам. Он проскользнул мимо нее в каюту и достал из футляра флейту.
- Что сыграем?
После нескольких неудачных попыток они ос­тановились на народных песнях. Знакомые напе­вы трудностей не представляли, а если мелодию знал лишь один из музыкантов, другой подыгры­вал или повторял. Николь выучила множество песен благодаря дядюшке-ирландцу, профессио­нальному исполнителю баллад, и в эту ночь, за­бившись в уголок сумрачной Карусели, вспомни­ла весь свой репертуар.
Они вдохновенно развивали искрометную тему, когда мелодии начала вторить губная гар­мошка. Музыканты от удивления остановились.
- Мы услышали, как вы играете, - застенчиво усмехнулся Андрей. - И решили, что у вас весело.
- Чем больше народу, тем веселее, - улыб­нулась Николь, - но что-то я не вижу Ханы?
- Я на промысле, - отозвалась она из шахты, втаскивая что-то в Карусель. Тусклый ми­гающий свет мешал высыпавшим из каюты имп­ровизаторам рассмотреть, что это такое. Хана по­возилась со щитком управления, и лампы вспых­нули в полный накал.
- Хана, а ты уверена, что система потянет? - мгновенно посерьезнев, спросила Николь.
- Мы все сейчас же и узнаем, командир. Не дрейфь, Николь, это две сотни дополнительных ватт. Ничего не будет, гарантирую. Черт, - она извернулась, чтобы распечатать принесенный ящик, - спорим, что моя проводка даст фору любому ремонту на верфи.
- Поверим тебе на слово. - Николь доса­довала, что грубая реальность так легко разру­шила хрупкое волшебное настроение. - Кста­ти, что у тебя там?
- Взгляни сама. - Хана слегка отпрянула, и все сгрудились над ящиком.
Там хранилось семь бутылок.
- Апельсиновый сок, - пояснила Хана, - свежевыжатый, быстрозамороженный, идеально сохранившийся... Я его оттаивала. Майор Гарсиа велела захватить его в да Винчи перед самым вы­летом, чтобы было чем отпраздновать успешное завершение экспедиции к Плутону. Только с этого захода мы вряд ли доберемся до Плутона, вот я и подумала, а не выпить ли его сейчас.
- Вот вам и возрождение безалкогольных ир­ландских поминок, - тихо промолвила Николь, вытаскивая бутылку. - Жаль, что нельзя по-на­стоящему напиться.
- Главное - нужный настрой, командир, - заметила Хана.
Николь приподняла бутылку, чтобы произне­сти тост, потом подтолкнула Хану.
- Раз уж ты решила кутнуть, милочка, то могла бы разориться и вскрыть парочку пакетов НЗ. Сойдут за закуску.
Сок показался Николь чересчур терпким. После изрядного глотка она передала бутылку Кьяри. Пока он пил, Николь заиграла новую песню, и Андрей изо всех сил подлаживался, но сломанная рука создавала кучу неудобств, и все кончилось тем, что они с Ханой вдохновенно, хотя и не в лад, запели дуэтом. Кьяри познакомил их с фольклором поясников и первопроходцев Дальнего космоса, Андрей сыпал частушками вперемешку с классическими блюзами дельты Миссисипи, разученными еще в детстве по кас­сетам, привезенным из зарубежных гастролей друзьями родителей - советскими оперными певцами. У Кьяри оказался сочный природный бас, Андрей же наполнял Карусель чистым, звон­ким тенором. Они играли и пели, разговаривали и пили, пока не опустели бутылки, еда не кон­чилась, а голоса не охрипли. Никто не знал, сколько прошло времени; впрочем, им было на это наплевать.
Хана заплакала первой. Николь затянула ста­ринную балладу, передаваемую в ее семье из уст в уста так давно, что все позабыли, когда и кем она написана. Экипаж молча слушал. А когда она закончила, аплодисментов не последовало, хотя только что все буйно, с гиканьем приветствовали каждую песню; теперь же наступила неуютная, жутковатая тишина. Хана прикрыла глаза и от­вернулась. Не успела Николь потянуться к ней, обнять и утешить, как ощутила прикосновение Бена. Этот легкий, почти неуловимый жест удер­жал ее на месте.
Отодвинув гитару в сторону, Кьяри привлек Николь, и она вдруг задрожала от рыданий. Бен старательно баюкал ее, прижав к груди и ласково поглаживая затылок. Николь плакала совершенно беззвучно, и это молчание выражало безмерную глубину ее чувств. Сосущая боль притаилась в груди и росла с каждым вздохом, сжигая душу дотла. Николь чувствовала, как Кьяри поддержи­вает ей голову, слышала его голос, понимая ин­тонации, а не слова - знала, что он пытается уте­шить, разделить горе, которое она так долго дер­жала под спудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93