.. Он отрицательно помотал головой.
- Не стоит, Аня. Скоро уже Пахарев явится.
- Имею я право выпить с другом бокал шампанского? - гордо
распрямившись в своем мягком кресле, возразила Анна Аркадьевна. - И потом,
кстати, он опоздает, у него завтра визит из Москвы. То ли маршал, то ли
кто... Давайте еще немножко. Вы ведь так и не рассказали мне, над чем
работаете сейчас, - она улыбнулась с лучезарной укоризной. - Очень
некстати прервал нас тот дурачок.
Несчастный парнишка... Сабуров преисполнился сочувствия. Угораздило
же мальчугана...
- Я вновь возвращаюсь к теме войны, Аня. Тема, которая никогда не
перестанет волновать сердца. Меня вообще привлекают те периоды в жизни
нашей страны, когда выявляется все лучшее в советском человеке, все, что
выгодно отличает его и делает непобедимым в любых испытаниях...
- Право, вы словно на трибуне! - засмеялась она.
- Тренируюсь, - честно сказал Сабуров. - У меня выступление по
телевидению сегодня.
И вдобавок, противу всяких обыкновения, прямой эфир. И прямо на
следующий день после возвращения из командировки, когда я усталый и
поганый. Как бы честь оказана, а на самом деле явно подставили, в надежде,
что я ляпну что-нибудь. Придется еще разбираться, с чьей это подачи меня
почтили таким доверием, будь оно неладно... А сегодня надо быть очень
осторожным, очень. И ни в коем случае больше не пить.
- Будто бы? Отчего же вы мне сразу не сказали?
- Я думал, знаете. В программе есть.
Она поднялась.
- Я не телестудия все же, а ваш близкий друг, - не очень понятно
сказала она и прошествовала в соседнюю комнату. Широкие бедра, затянутые
яркой тканью, царственно колыхнулись. Школьница в войну, да? Скажем, в
сорок пятом - восемнадцать, плюс тридцать... черт возьми, она же чуть
моложе меня, а я - как гриб перестоялый... Что ты допытываешься? О том ли
рассказать, как идешь в запой после каждой главы, чтоб достало сил и
дальше монтировать из высочайше утвержденного набора деталей очередную
серию надлежащих манекенов, пытаться хоть чуть-чуть оживить их, заведомо
зная, что это невозможно, гонять их по мифическим полям сражений? Знаешь,
как отличается Курская битва в моей книге от настоящей Курской битвы? Как
бюст Ленина от Ленина. Как сталинская конституция от сталинских лагерей. А
знаешь, что такое положительный герой? Это - герой. Но ведь для
жизненности ему нужно что-то неидеальное. Не в общественно-политической
сфере, боже упаси! Ага, хорошо. Ну пусть в личной. Пусть-ка он будет груб
с беззаветно любящей его девушкой! А отрицательный, который потом струсит
на позициях, и из-за него немецкие танки прорвутся и размозжат медсанбат,
из этаких все знающих, все критикующих интеллигентов, напротив, будет
обходителен, остроумен, приятен в обращении. И как бы даже гуманнее
положительного, который жесток, потому что жестока сама война. Трусливый,
скептичный прохиндей, он примется умело кадрить ту святую девушку, но
тщетно. Она будет верна, она будет санинструктор и погибнет, спасая
раненых от тех самых танков, а положительный исстрадается до седины и
беспримерного героизма, будет тяжко ранен, искалечен, списан с
ограничениями; послан в колхоз председателем, где порадеет о
восстановлении сельского хозяйства, выступит против перегибов и
волюнтаризма и найдет наконец свое счастье: производительный труд на
опаленной земле России и эвакуированную вдову с пятью детьми, двумя своими
и тремя подобранными во время бомбежки эвакопоезда...
Или о том рассказать, как, отблевав положенное, слопав инъекции
кардиамина, дибазола и черта в ступе, что там еще бывает, ползешь с новой
бутылкой в портфеле, скажем, к "Светлане", караулить какую-нибудь
тщеславную пролетарку?
- Действительно, - сказала Анна Аркадьевна, возвращаясь. - Буду
смотреть... Подумать только, вы сказали это совершенно случайно. Могли
ведь и не сказать. И я просмотрела бы, и не смогла бы порадоваться за
своего друга... Да, но год назад вы обещали роман о современности, не
правда ли?
- О современности пускай молодые пишут, - пробормотал Сабуров. - У
них глаз острей...
И квартиры у них нет, подумал он, и дачи, и "Волги", за которую еще
расплачиваешься... Пишите, ребята, искренне подумал он. А я вас буду
долбать. А вы не обращайте внимания. Разные у нас работы...
- Ах, как бы я хотела знать, о чем вы задумались сейчас?
Сабуров тяжело вздохнул.
- О работе...
Ведь было же, было! По-настоящему, всерьез! И героизм был, и трусили,
и близких теряли, самых любимых, без которых жизнь не в жизнь, и
калечились, видел сам, помню! Под гремящие "панцеры" ползал со связками
гранат по черному от пожарищ снегу; вот эти три пальца срезало осколком,
аккурат когда завопил "ура" на атакующем бегу, - до сих пор мне их жалко,
этих пальчиков невосполнимых, с девятнадцати лет без них живу, а
привыкнуть не могу; в окопе, залитом по колено дождевой жижей, застрелил
мародера - хрен его знает, интеллигент он был или нет, просто падло...
Кого теперь пристрелить? Кто мародер? Я же и мародер! Обдираю красивости с
безобразного трупа общими усилиями убитой войны и продаю официальным
скупщикам с целью личного обогащения... Но разве я один? Разве я это
начал? Разве этого требую от других я? Да-а... А ну-ка, вслух! Тут уж не о
трех пальчиках разговор завяжется! И ужас-то в чем: не побежит вслед
буксующей по распутице "эмке" особиста святая девушка, не оскользнется в
грязи, не закричит, задыхаясь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63