Из-под
подушки, увлекаемый платком, вылетел ком бумаги. Быстрее молнии Юрик пал
ему наперерез. Тут были все три рецепта.
- Как это называется? - спросил Юрик, потрясая ими.
Бабуля отняла платок от глаз и уставилась на рецепты.
- Это? - слезы текли ручьем. - Это? Вот дура беспамятная, сама
спрятала и сама забыла... Кому я такая нужна. Посмотрю я на тебя в мои-то
годы...
- Не посмотришь, - сказал Юрик, выходя. - Сдохнешь.
Лифт был занят. Налегая всем весом на узенькие перила, волоча ногу,
Юрик стал осторожно спускаться. Навстречу ему взлетел задорный цокот,
мелькнула мимо Женька, бывшая одноклассница, бойко бросив:
- Привет!
- Привет... - он воззрился ей вдогонку. Она повернулась к Юрику,
залихватски отставив левую ногу, приспособив алую туфельку на одной из
перильных опор. Юбочка на ней была не длиннее набедренной повязки, стояла
Женька сверху - загадочный сумрак внутри юбки завораживал, как русалочий
омут. Юрик отвел взгляд выше, покраснев. Она засмеялась.
- Ты куда смотришь?
Он молчал, пунцовея и глядя на ее рот - яркий и веселый. Но это было
еще хуже. Юрик подглядел однажды, как в девчачьей раздевалке школьного
спортзала Женька отчаянно целовалась с Кошутиным, и теперь, видя ее губы,
всякий раз жарко думал: а как это - прикоснуться к ним своими... Какая она
была красивая, веселая тогда. Они все такие веселые! А маленькие руки так
нежно гладили затылок и плечи того! Юрик совсем отвел взгляд.
- Юрочка, а почему у тебя такая походка странная всегда? - спросила
Женька, вызывающе раскачивая вправо-влево согнутым коленом отставленной
ноги. Юрика будто начали варить. Он беспомощно улыбнулся.
- Уродился так, - выдавил он.
- Бедненький... По-польски урода - значит красота, - сообщила Женька
и сама же хихикнула. - Ну, я побежала, пока.
- Пока, - Юрик повернулся, сняв руку с перил и с наивозможной
лихостью запрыгал вниз через две ступеньки. Глаза ослепли от дикой боли,
сквозь рев в ушах все-таки донесся Женькин смех, но Юрик исправно
пропрыгал весь пролет, а потом дополз до стены и упал на нее спиной и
затылком. Он был весь мокрый от пота. Казалось, он уже никогда не сможет
оторваться от стены. Колено разламывалось, а у той ноги, что только что
была здоровая, стало дергать в плюсне. На кой шут я это, подумал Юрик
обреченно. Поверит она, что я нормальный! Да никогда не поверит... Ничего,
подумал он и опасливо оторвался от стены. Мересьеву было хуже. Он
подковылял к перилам, навалился на них и стал сползать дальше. Перед
глазами опять стояла Женька. И этот сумрак, в котором, явно собираясь
сойтись, светились ее стройные здоровые ноги.
Как это Вика сказала... Он робко, неумело положил ей ладонь на плечо,
а она, не отрываясь от экрана, шепнула удивленно: "Юрик, ну не надо, не
будь как все эти..." Он с готовностью сцепил руки у себя на коленях,
умиротворенно улыбаясь в темноту кинозала. Это было даже лучше, чем он
ожидал. Один миг он чувствовал. Чувствовал ее хрупкое плечико. И она не
отшатнулась, не обиделась, не стала считать его грязным хамом, она,
наоборот, сказала даже: "Не будь как все эти..." - значит, Юрик для нее не
"все эти", от него она не ожидает плохого, как от "всех этих", про которых
Юрик читал в западных книгах, а недавно узнал, что и у нас еще есть такие,
которые с несколькими девушками бывают близко знакомы - сегодня с одной в
кино, завтра с другой... Он не мог понять, как им не скучно - ведь в
начале знакомства можно говорить лишь о пустяках, всякий раз одно и то же,
и она отвечает одно и то же, а вот когда с одной - всякий раз что-то
новое, все ближе, все задушевнее... как с Викой. Вот схожу в аптеку,
подумал Юрик, и позвоню. Вдруг она уже приехала. Он представил, как после
двух месяцев снова услышит ее голос, и покраснел. На какой бы фильм ее
позвать? Везде чепуха идет... И не знаешь, чего она хочет, чему
обрадуется. Ее мама говорила: "У Виканьки нет выраженного хобби. Я
стараюсь развить ее многогранно". Удивительно, сколько всего она знает. У
ее мамы такие знакомые - писатели, музыканты... И Вика с ними общается.
Юрик сказал как-то: "Ты так интересно живешь, мне бы твою среду!" А она
серьезно ответила: "Человек сам творит свою среду". Конечно, она права. Он
доковылял до двери на улицу. По ровному боль в плюсне утихомирилась,
осталась только в коленке.
Вот ей, подумал Юрик, было бы легко дарить мне. Просто книжку, лучше
всего - про войну, чтобы были сильные, смелые, честные люди. Симонова,
например, или Бондарева, или Сабурова, на худой конец... Но этого никогда
не бывало, даже в Юриков день рождения. Дарил лишь Юрик. Конечно, все-таки
он - мужчина.
Под аркой проходного двора он увидел шедшую навстречу маму. А мама
видела плохо, и лишь когда он окликнул ее, заулыбалась.
- Ты куда шлепаешь? - спросила она.
- Тоже в аптеку, тебе вслед. К бабушке врач приходила, выписала
уколы, эритромицин...
- Стоило мне уйти... - мама покачала головой. - Тебе я лекарство
купила, завтра - непременно в поликлинику.
- Конечно, мам. Слово - кремень.
- Вот и хорошо. Давай рецепты.
- Зачем?
- Пойду куплю.
- Ничего подобного! - воскликнул Юрик. - Сам схожу прекрасно!
Ему так не хотелось домой...
- Опять, - сказала мама укоризненно. - Набирайся сил перед колхозом,
побольше будь дома. А я погуляю, на воздухе голова совсем прошла.
- Совсем? - подозрительно спросил Юрик.
- Ну, не надо меня обижать. Я ведь никогда тебя не обманываю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63