Она и теперь не помешала бы, а то вокруг — сплошное потворство этим уклонистам. Если так и дальше продолжаться будет, беды не миновать.
Но все шло почему-то вопреки его ожиданиям. Народ уже два года жил спокойно, на глазах богатея. С каждым днем оживлялись рынки, шла в рост экономика, обретала стабильность политика, активизировались сношения с зарубежными странами — беспрестанно то встречи, то проводы. Не стало собраний критики, демонстраций, не слышно лозунгов, не корчуют контрреволюцию. А что же ему-то, Кун Сяну, делать?! Наконец, год назад ему выпал случай. Во время политзанятий один техник из научно-исследовательского института сказал:
— Мне кажется, нашей внутрипартийной жизни недостает демократии. Многие не избираются на должность, а назначаются на нее по указке какого-либо одного человека. Чем это отличается от передачи престола по наследству, практиковавшейся в феодальном обществе?
Кун Сян тут же велел политработникам описать этот случай в специальной сводке и поспешно отправил ее начальству (только что три петушиных пера не вставил в конверт для срочности 1). В сводке он отметил, что слова техника — это новая форма злобных нападок на социализм. А мнение, будто классовая борьба не является больше единственной движущей силой общественного развития, что она не пронизывает все сферы жизни, есть не что иное, как отражение крайне правых идейных воззрений. После этого он раз двадцать звонил в управление общественной безопасности, добиваясь, чтобы техник был арестован как злобный контрреволюционный элемент. О, в те дни он хорошо потрудился! И политотдел заставил крутиться волчком, и управлению безопасности задал жизни. Дошло до того, что едва в управлении узнавали, что звонят из министерства тяжелой промышленности, никто не хотел брать трубку,— все боялись связываться с Кун Сяном. Его телефонные речи были пересыпаны угрозами, ярлыками, цитатами, ссылками и сводились в конечном итоге к тому, что если техника не арестуют, то он, Кун Сян, сообщит куда надо, что управление общественной безопасности покрывает махровую контрреволюцию. Один молодой сотрудник даже сказал: «Я думаю, если мы капитулируем перед этим заместителем министра, который столь рьяно ратует за безопасность, то он просто установит у нас свою диктатуру!»
В старом Китае к срочным письмам прикрепляли птичьи перья. Три перышка — знак особой срочности.
Хэ Тин превосходно знала, к каким зловещим последствиям ведут обычно слова Кун Сяна. Уголки ее рта раздвинулись, рот похож стал на ковш из тыквы-горлянки. К счастью, это не видеотелефон — Кун Сян ее не увидит. Но сейчас Хэ Тин некогда было внимать его фанфаронским речам, да к тому же в любой момент Куна что-нибудь могло отвлечь. Улизнет — и весь разговор впустую.
— Товарищ замминистра, у меня еще частное дело есть, требуется ваша помощь.
Вообще-то не очень удобно обсуждать это дело по телефону, но пойти прямо в кабинет еще хуже: кто-нибудь заметит и навредит. Иногда успех зависит буквально от одного действия. Неважно, что этот старик туп как пень и без секретаря даже слова разумного вымолвить не может. Когда речь идет о карьере, о «черной шелковой шапке» чиновника, он все соображает. Но если какая- нибудь мысль придется ему не по нраву, он ее три дня мусолить будет, а потом отпихнет от себя. К тому же чем меньше свидетелей, тем лучше. Можно пользоваться черным ходом, но не следует раскрывать его настежь, а то что это за черный ход?
Хэ Тин было неудобно и идти к Кун Сяну на дом. В шестьдесят втором году, еще будучи на должности в отделе руководящих кадров, как раз под началом Кун Сяна, она частенько к нему наведывалась. Что ж, дело житейское, но в период своего повышения она слишком уж зачастила, и кончилось тем, что жена Кун Сяна прогнала ее едва ли не взашей. Сколько лет прошло, а то гадкое ощущение Хэ Тин помнила, как сегодня. Вообще говоря, между ней и Кун Сяном ничего такого не было, но Хэ Тин твердо верила, что женщине в гостях у мужчины легче обделывать дела, чем мужчине в гостях у женщины. И если не забывать о принципах, отчего ж не попользоваться немного этим выгодным способом?
Она продолжала:
— Моя дочь — ну помните, вы ее «крошкой» звали, а она вас в детстве звала «дядей-папой»!.. Так она университет заканчивает. А в научно-исследовательском институте нашего министерства как раз есть одно место. Отдел кадров института согласен ее принять. Они написали запрос и направили в министерство, но теперь нужна ваша резолюция.
— Институт? Да, было вроде такое дело...— начал припоминать Кун Сян.
— Так вы видели эту бумагу? — Хэ Тин не ожидала, что это будет так скоро.
— Нет, еще не видел. Меня информировали, что в НИИ недавно умер начальник отдела, вдовец. После него остались трое детей. Двое — маленькие еще, а старший тоже сейчас университет оканчивает. Надеется, что получит распределение в институт...
Вот проклятье! Нехорошо со стороны Кун Сяна так в лоб говорить об этом. Как же ей теперь продолжать? Как добиться своего? А может, он намеренно издевается?
На белом лице Хэ Тин тут же выступили красные пятна, как при крапивнице. Ее подмывало бросить трубку, но она не могла так сделать — только с силой дернула скрученный в жгут телефонный провод и сбила им чашку с чаем. Чай залил лежавшие на столе деловые бумаги, блокнот, проник под стекло и намочил сукно. Хэ Тин в гневе смахнула блокнот и бумаги на пол.
И чего этот Кун Сян добродетельного разыгрывает?! Или его зять, изучавший в институте лишь классовую борьбу, не в отделе Хэ Тин работает? Что за люди, ей-богу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119