— На Первое октября 1 устроили танцы.
Новоявленный начальник цеха как нарочно выбрал, чем
побольней задеть его.
— Танцы?! — У Годун тотчас оторвал голову от подушки.— Кто организовал?
— Комитет комсомола.— Ян Сяодун поскреб подбородок пальцем, кося глазами на У Годуна. А в глазах его ясно читалось: «Чему ты, собственно, удивляешься?»
— И партком разрешил? — Против этого восставало все нутро У Годуна.
— Еще бы! Сам директор предложил.— Ян Сяодун так легко отражал все его наскоки, будто держал в руке волшебный меч. Ну дела! Мало им безобразий. Лягушачьи очки, брюки-дудочки, магнитофоны, а теперь еще танцульки! Совсем замечательно! Ох, чем дальше, тем больше беспорядка. У Годуну не верилось, что на всем заводе не отыскалось ни единого здравомыслящего человека, способного возмутиться.
— А как массы прореагировали?
— Что массы? Им весело было очень, директор сам танцевал... Инженеры и техники — вот танцуют! Не то что мы, прыгаем да трясемся. Все, конечно, было культурно, как полагается... А директор с женой — ну давали! Так плясали фокстрот — по всему залу скакали... Директор сказал, чтобы каждый принарядился; кто хочет, пусть надушится духами, одеколончиком... Если девушку приглашаешь — чтоб вежливо, красиво: говорить ей «прошу вас»... И еще он сказал, что на танцах невесту искать удобно: приглянулась какая — вперед!.. По-моему, точно: гораздо свободнее держишься, чем когда знакомит кто-то.— Ян
Сяодун был явно доволен, косматые его брови то и дело подпрыгивали. Все другие больные внимали его рассказу, как зачарованные. Кто хихикал, кто прищелкивал языком. Тот, что преподавал в институте, сказал:
— Да, танцы — действительно одна из культурных, прогрессивных форм общения. Трудно сказать, почему кое-кто считает их питательной почвой для распространения пошлости и хулиганства. Это мнение безосновательно. Хулиганство как раз и порождается бескультурьем, отсутствием условий для нормального духовного развития...
Ладно, его слова можно не брать в расчет, интеллигенция падка на разные буржуазные веяния. Стоит только послушать, какие он песни по радио выбирает: «Ах, былую любовь не вернуть...» и тому подобное. Ну, а если девушка, скажем, идя на танцы, взяла у кого-нибудь драгоценности, чтобы, как говорит директор, «принарядиться», а там потеряла! Что делать? Расплачиваться, конечно. Всю жизнь положить на это. А из-за чего? Из-за танцев! Так зло это все-таки или нет?
Зонтоправ подал голос:
— Точно! Правильно говорите!
Ну, этот-то каждой бочке затычка. Продавец мясного отдела проговорил:
— Что за духовное развитие? Не верю я в эту чертовщину. А верю, что человек без мяса и трех дней прожить не может, тоска его берет! — Он засмеялся, тряся могучими телесами. Даже койка тряслась вместе с ним, издавая противное дребезжание.
У Годун подумал: «Надо бы еще выяснить, сколько ты каждый день покупаешь мясных «отходов» — по дешевке, да самые лакомые кусочки. А может, врачи ошиблись в диагнозе и у тебя ожирение печени?»
Был еще в палате старичок — делопроизводитель из какой-то конторы. Близорукостью не страдал, но, читая газеты или разглядывая принесенное медсестрою лекарство, прямо к самым глазам подносил их, словно не смотрел, а обнюхивал. И когда разговаривал с кем-то, казалось тоже, что не слушает, а принюхивается. И вот он, засопев, сказал:
— Храбрец, я вижу, ваш директор! Он что, газет
не читает? Этот год — не то что прошлый. Уже несколько раз печатали письма читателей против танцев. Если где и проводят сейчас танцульки, то тихо, без шума лишнего. Не заметили? Явно какая-то кампания готовится.
Стариканчик-то, пожалуй, прав. Видно, нос по ветру держит. Люди этого сорта, стоит что-нибудь похвалить в газетах, тут же тянут обе руки в поддержку, даже если вчера еще возмущались по тому же поводу, ногами топали. По всему видать, он из породы «чего изволите». Скользкий тип.
У Годуну стало тревожно за Чэнь Юнмина. Так самозабвенно работать, себя не помня, а потом вдруг погореть из-за какого-то пустяка, не обидно ли? Чэнь всю душу вложил в работу, у него было много качеств, за которые У Годун глубоко уважал его. Ведь нельзя же перечеркивать все достоинства человека только из-за того, что тебе не нравятся некоторые его поступки.
— А что в цехе?
— Да так, ничего особенного. Разве что Вэй и Цинь на фрезерном разделились. Им разрешили самим подбирать себе сменщиков, вот они и составили смену по-новому.
— Почему? Они же примерно равны по квалификации. Отчего им не работать на одном станке? — То, что рабочим позволяют своевольничать, опять вывело У Годуна из равновесия.
— У них давно дело не ладилось. Вэй говорил, что Цинь плохо работает, а тот Вэя винил. И работа шла через пень колоду. Сейчас сами нашли себе напарников, успокоились и работают превосходно.
Новый начальник цеха заметил, что У Годун опять недоволен. Интересно, бывает ли он доволен чем-нибудь вообще? Ян Сяодуну его даже жалко стало. Ничего удивительного, что у таких людей печень заболевает: ведь дни настали — живи да радуйся, а они все терзаются, бедолаги, все им не по душе. Ну что сами терзаются — полбеды, они ж и других терзают, тоску наводят. Как им тяжко, наверное. Несомненно, такие мысли Ян Сяодуна взросли на почве, удобренной «анархистскими» рассуждениями Чэнь Юнмина.
Зонтоправ соскочил с кровати.
— Вот в том-то и дело! — воскликнул он.— Есть начальники, которые не справляются на одном предприятии, а их спихивают на другое. Но где гарантия, что там они справятся? Дерево пересадишь — и то оно часто засыхает, а человек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119