Но в его устах эти фразы не казались затасканными, он вкладывал в них свой особый смысл, и многим это нравилось.
— А ты сейчас в управление?
— Ну уж нет! С объектами этого года мы разобрались, больше делать там нечего. Три сотни служащих только деньги зря получают. Чем в конторе лясы точить, лучше пойти прогуляться.
Он хотел сказать еще, что если б было создано
объединение производственных предприятий, а то и объединенный строительно-производственный трест, который мог бы брать прямые подряды на строительство и оборудование объектов, то есть если соединить напрямую производство и сбыт, то их промежуточное звено, то есть снабженцев, можно было бы вообще ликвидировать. В наше время нельзя управлять экономикой по способу пятидесятых годов. Это все равно что в обществе, которое уже допускает свободный выбор в вопросах брака, опять вернуться к услугам свах. Хэ Цзябинь полагал, что хозяйственная система уже позволяет прямые подряды на строительство хотя бы некоторых объектов. Но поскольку он не знал положения в экономике в целом и был недостаточно хорошо знаком с мнением экономистов о реформе, он решил пока не высказываться, боясь обнаружить свою наивность.
Е Чжицю остановилась:
— А может, займешься чем-нибудь полезным?
— Полезным? Я уже пытался — расхвалил Чэнь Юнмина. Скоро мне за это всыплют.
— А почему мне ничего не сказал?
— Да о чем говорить? В худшем случае Фэн Сяосянь помешает мне вступить в партию. Тем более что, когда меня принимали в ячейке, мнения разделились.
— Очень жаль.
— Помешает, и ладно. Значит, буду беспартийным большевиком.
— Подражаешь А-Кью '?
— Нет, ничего подобного! Ну пока!
Е Чжицю села в автобус и помахала рукой Цзябиню, он кивнул ей в ответ. Из окна автобуса она видела, как его высокая и худая фигура чуть вразвалочку удаляется навстречу заходящему солнцу. Куда он идет? Она знала, что Цзябинь, как и она сама, вечно хлопочет по чужим делам. Оба они, забыв о себе в этих хлопотах, тоже, как солнце, клонились к закату. И все-таки они не жалели растраченных сил и лет. В чем, как не в этом,
Герой широко известной повести Лу Синя «Подлинная история А-Кью» (1921); не мог одержать реальной победы над своими врагами и постоянно утешал себя так называемыми моральными победами.
смысл жизни? Неважно, ради чего приходится хлопотать: ради лекарства, ставшего вдруг дефицитом, или в защиту обиженного, или ради какой-то справки (о господи, сколько сил мы тратим, добывая всевозможного рода справки!)... Если кто-то в беде и зовет на помощь — право, стоит похлопотать.
Зайдя в продуктовый магазин, Хэ Цзябинь обратился к продавщице:
— Не подскажете, что лучше купить для переболевшего дизентерией?
Сын Вань Цюнь сегодня выписывался из больницы. Продавщица, неприступная, словно изваяние Будды, промолвила, не разжимая губ:
— Гроб покрепче.
Ну как прикажете реагировать на это?
Хэ Цзябинь долго смотрел в ее лицо с подрисованными бровями, с усиками над верхней губой, прикрытыми слоем пудры, будто пытался определить, к какому геологическому периоду относится этот мастодонт, затем чрезвычайно вежливо (с той корректностью, с которой джентльмен обращается к лягнувшей его скотине) проговорил:
— Спасибо!
Взяв сливочный торт с красивым узором из крема, бутылку мандаринового сока и пачку глюкозы, он бодро вышел из магазина. Рабочий день еще не закончился, но автобусы были уже переполнены. Хэ Цзябинь входил в автобус следом за толстой женщиной, должно быть торговкой вразнос. Через плечо у нее были переброшены две набитые сумы, в левой руке — большая авоська с термосом, кульками сластей и коробкой с ботинками, в правой руке — большой бумажный пакет. Не женщина, а грузовик какой-то!
Кондукторша подгоняла входивших:
— Быстрее, быстрее!.. — Затем нажала кнопку, дав сигнал водителю.— Все, все, ждите следующего!
Заволновавшись, женщина не могла забраться на подножку. Хэ Цзябиню пришлось ее подсадить. Черт, да этот «грузовичок» и сам весит дай боже!
Толстуха наконец забралась и скинула сумки с плеча, прямо на Хэ Цзябиня! Бутылка с соком упала, но, к счастью, не разбилась. Женщина оглянулась — у нее было потное, красное лицо северянки. Зашевелила губищами как слабоумная. Может, немая? Автобус, зло рявкнув, тронулся.
Вдруг стоявший рядом с толстухой парень, сильно гнусавя, выкрикнул:
— Что, стоять не можешь спокойно? Чего пихаешься, твою мать?!
— Сам мой термос пнул!
Нет, все-таки не немая. У женщины был дунбэйский выговор.
— Ты что, сказать не могла? Развилялась тут своим задом!
— А подвинуться ты не можешь?
— Мне и здесь хорошо. Ух ты, дрянь какая! Откуда только такие берутся?
— Оттуда же, откуда и ты!
— Ах ты, мать твою... Не буянь мне здесь! А то скажу такое, что сон потеряешь!
Послышался чей-то смех, как бы в знак одобрения.
— Хулиган!!
— Это кто хулиган? А сама-то не хулиганка — людей задом долбаешь? Совсем стыд потеряла!
Хэ Цзябинь ощущал, как в нем закипает гнев. Наконец он не выдержал:
— Эй, парень! Говори-ка повежливей. Не оскорбляй приезжих.
К Хэ Цзябиню приблизилась потасканная физиономия с патлами длинных волос:
— А ты стой себе, где стоишь. Тебя это не касается. Чего лезешь?
— Как не совестно! Даром что мужчина. Так с женщиной обращаться!
Парень стал засучивать рукава.
— Слышь, тебе чего надо, а? — Он показал большим пальцем на дверь.— Пойдем выйдем, а? Разомнемся!
— Не много ли чести?
Другие пассажиры тоже наконец начали выражать возмущение:
Дунбэй — северо-восток Китая, раньше назывался Маньчжурией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119