«Может быть, ты отведешь меня на аукцион лошадей? Тебе надо было стать главным селекционером на племенной станции».
О небо, и это говорит девушка!
Она стала очень ранима в вопросах о замужестве и избегает говорить об этом с домашними. Или заявляет безапелляционно: «У каждого человека могут быть тайны. У вас тоже есть свои секреты».
А есть ли у него хоть одна тайна? Хорошо, если бы была. Как досадно! В жизни должно быть много точек опоры: если одна откажет, другие помогут выстоять.
На улице зеленые деревья, мимо снуют прохожие. Но под жаркими лучами солнца все кажется вылинявшим и бесцветным. Только на противоположной стороне улицы в тени деревьев стоит старая продавщица мороженого и неутомимо выкрикивает:
— Мороженое, шоколадное мороженое...
Чжэн Цзыюнь часто видит ее, она примерно одного с ним возраста и так худа, что похожа на скелет. Маленькая, иссохшая, с темным, как будто вяленым лицом, несущим отпечаток долгой трудовой жизни. Но в ее голосе тем не менее сквозит удивительная бодрость, в нем угадывается стойкость и воля. А он, Чжэн, наверное, находится уже на том рубеже, который отделяет жизнь от смерти. Секретарь, домработница, кабинет, машина — обмяк он от всего этого. Материальная жизнь идет вперед, развивается, а возможности человеческого организма все меньше соответствуют требованиям окружающей среды. Зато растет изворотливость, духовное приспосабливание.
Что-то он явно расклеился. Отчего? Последнее заседание парткома вряд ли могло так его расстроить, да и можно ли его сравнивать с тем, что уже пришлось пережить. Кампания по «упорядочению стиля» в сорок втором, кампания пятьдесят второго года, борьба с «правыми» в пятьдесят седьмом, с правым уклоном в пятьдесят девятом, «великая культурная революция», тянувшаяся с шестьдесят шестого года целое десятилетие... Солидно получается, если посчитать!
Он еще продолжает верить в единение людей, в понимание, поддержку друг друга. А Юаньюань как-то сказала: «Глупо повторять одно и то же! Времена меняются, а ты все листаешь пожелтевший календарь».
Неужели история — действительно пожелтевший календарь? Нет, дочка не права. Нынешние молодые люди слишком горячи и часто необъективны.
Одиночество, растет одиночество. Эта разогретая жарким летним днем улица наводит на мысль об Аравийской пустыне.
Как хочется, чтобы кто-нибудь пришел в гости, постучал в дверь или позвонил по телефону. Поболтать бы с кем-нибудь просто так, ни о чем.
За стеной зазвонил телефон. Чжэн Цзыюнь улыбнулся — легок на помине.
Телефон звонил долго, пока не подошла Ся Чжуюнь. Она говорила сухо, недоброжелательно. Он расслышал только цепь коротких вопросов:
— Алло?
— Куда вы звоните?..
— Кто вам нужен?..
— А кто вы?..
— Какое у вас дело к нему?..
Звонивший, наверное, даже дыхание не успевал перевести. Она поливала его огнем, словно из пулемета, давая понять этому человеку, рискнувшему без каски и брони выбраться на незнакомую местность, что прежде, чем пробиваться к ним, необходимо иметь защитное обмундирование или хотя бы противогаз.
Наконец Ся Чжуюнь крикнула:
— Чжэн, это тебя: Нет, это и в самом деле может надоесть — опять та журналистка!
Кричала она так громко, что Е наверняка все слышала. Он взял трубку. Голос Е Чжицю звучал нервно:
— В редакции мне передали анонимное письмо.
— О чем?
В комнату вошла Ся Чжуюнь с веером в руке и, перестав обмахиваться, навострила уши.
— В письме сказано, что я аморальная женщина. Что у меня были близкие отношения и с соавтором, и с главным героем очерка, и с заместителем министра, то есть с вами. Короче, всякие сплетни. А в результате вывод, что редакция не должна была печатать очерк такого безнравственного автора.
— Я просто вне себя! — Чжэн Цзыюнь почувствовал, что его бросило в жар, словно он повинен в том, что ее оскорбили.
— Вам это удивительно? На самом деле ничего нового. Даже широко известный журналист, написав очерк в защиту хорошего человека, обязательно получит порцию всей этой ерунды.
— Что я могу для вас сделать?
Веер из рук Ся Чжуюнь с треском упал на чайный столик. Чжэн невольно прикрыл телефон рукой, как будто жена собиралась его разбить.
— Нет, ничего не надо! Спасибо! Я сказала вам об этом только для того, чтобы вы остереглись. Думаю, письмо написано кем-то из людей Тянь Шоучэна. До свидания!
— До свидания.
Это переходит все границы. Сколько уже было неприятных дел, о которых Чжэн Цзыюнь предпочитал не думать. Но не думать о каком-нибудь деле не означает избавиться от него.
Похоже, что речь Чжэна на симпозиуме вызвала пристальное внимание не только теоретиков, но и практических работников. Из разных мест в министерство приезжают люди, чтобы подробнее поговорить о докладе, узнать, какие именно исследования ведутся в министерстве тяжелой промышленности. Встречи и беседы с такими посетителями — прямая обязанность сотрудников научно-исследовательского отдела, потому что именно в этой сфере они могут сыграть какую-то ощутимую роль, понять окружающую обстановку. Они прочли немало книг, провели массу исследований, побывали на многих заводах, и когда Чжэн Цзыюнь делал свой доклад, он использовал их обобщения.
Но министр с самого начала был против симпозиума, а потом высказывал недовольство тем, что во время заседаний не изучался опыт Дацина и даже нашлись выступавшие против лозунга «Возродить пролетариат, уничтожить буржуазию». Вскоре люди проведали, что он дал секретариату распоряжение отправлять всех, кто будет интересоваться материалами симпозиума, к своему доверенному Линь Шаотуну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119