Какая-нибудь случайность, введение возрастного ценза — и он не сможет выйти на арену. Но если он почувствует, что идет под воду, он утянет с собой и Чжэна — только тогда он будет считать, что отомстил. Чем этот Чжэн Цзыюнь лучше его? Разве он, Тянь, похож на старого осла, который перестал крутить жернова и которого пора прирезать? Нет, он еще все держит в своих руках! Чтобы он сам подставил шею под нож? Смешно. Они, видно, не знают его. Перед смертью петушок еще ударит шпорами!
Тянь Шоучэн сдержанно и многозначительно улыбался, как известный артист, только что успешно сыгравший перед публикой. Ван Фанлян, стараясь умалить впечатление от его слов, встал и сказал:
1 Один из членов «банды четырех».
— Это вздор, все было совсем не так!
Есть ли еще такие мошенники, которые не стесняются жульничать даже при ярком солнечном свете? Ясно, что Тянь Шоучэн и Кун Сян более двух месяцев скрывали от коммунистов министерства документ, в котором Тянь подвергался критике вышестоящих органов. Кун Сян нагло заявил руководству: «Это дело касается только секретаря нашей партийной организации, а больше никому ничего не надо говорить. Заместитель секретаря — он же заместитель министра — Чжэн Цзыюнь сейчас болеет и находится дома. В ближайшее время он не сможет обсуждать этот вопрос».
Такую версию изобрел Тянь Шоучэн. Кун Сян никогда бы до этого не додумался. Однако позднее, когда вышестоящие инстанции потребовали отчета о выполнении своих директив, Кун Сян был вынужден показать документы Чжэн Цзыюню. Тот, человек прямой и честный, не стал скрывать гнева: «Какое право вы имели утаить директивный документ от членов нашей партийной организации? Я считаю это грубейшим должностным преступлением и требую, чтобы на ближайшем собрании вы рассказали всем о своей выходке. А сейчас прошу вас немедленно распространить этот документ среди коммунистов и наметить дату собрания. На нем мы обсудим, какие нужно принять меры, а результаты потом доложим наверх!»
Кун Сян был вынужден ознакомить коммунистов с документом, но приказал Линь Шаотуну буквально не выпускать его из рук, чтобы бумага как-нибудь не испарилась. Можно было подумать, что это секретные данные на уровне Постоянного комитета Политбюро, а вокруг все только и мечтают узурпировать власть в стране, передать эти данные своим секретарям, друзьям, родным, а потом и вообще продать информацию за огромные деньги иностранной разведке. А вдруг кто-нибудь сделает выписки из документа, распространит их и каждая станет бомбой в руках противников Тянь Шоучэна?
Видя это, Чжэн Цзыюнь написал открытое письмо членам партийной организации, подчеркнув, что присланный документ вполне достоверен: надо провести его обсуждение и выработать соответствующие установки для дальней
шей работы. В массах сейчас немало недовольства, и если коммунисты министерства будут действовать по-новому, принципиально, то это очень поможет создать во всех подразделениях атмосферу непримиримости к недостаткам, революционного воодушевления, единства и сплоченности. Если же партийная организация не будет считаться с мнением масс, не примет действенных мер, то это приведет к усилению недовольства, к дезорганизации работы всех звеньев.
И каков же результат? Хотя Тянь Шоучэн не смог услать Ван Фанляна и еще одного заместителя министра в загранкомандировку, он все-таки дождался момента, когда коммунистов в министерстве осталось сравнительно немного. В результате настоящего обсуждения на собрании не получилось, никакого реалистического решения выработано не было. О нарушениях законности и дисциплины, очковтирательстве, приписках, о помехах расследованиям — обо всем этом так и не доложили наверх; внутри министерства мер тоже не приняли... Крышка осталась захлопнутой!
Ван Фанлян на месте Чжэн Цзыюня поступил бы иначе. Он дождался бы еще одной проверки сверху. И если бы верхи действительно были настроены решительно, они довели бы расследование до конца. А если они только темнят, как будет выглядеть Чжэн Цзыюнь? Чего ради он горячился, проявлял неуступчивость? Как сможет дальше работать с министром?
Все-таки кое в чем Чжэн Цзыюнь действительно уступает Тянь Шоучэну, иначе Тянь не был бы на первых ролях. Ведь быть первым легко и нелегко. Главный секрет здесь в том, чтобы уметь поддерживать равновесие между верхами и низами, правыми и левыми. Людей, способных к этому, не так уж много. Ван Фанлян не считал себя корифеем в подобных делах, но все-таки был посильнее Чжэн Цзыюня.
«...Из-за вреда, нанесенного «бандой четырех»,— говорил Чжэн Цзыюнь,— в идеологии царил полный хаос, многие товарищи не могли отличить правду от лжи, добро от зла, аромат от смрада... Те, кто бездельничал, считались всего лишь озорниками, а те, кто пытался что-то делать, воспринимались как отпетые негодяи».
Вот! Наконец он пришел к чему-то существенному! Ван Фанлян встал и с грохотом отодвинул стул. Заложив руки за спину, он зашагал через сцену. Ему нужно было вернуться в кабинет и передохнуть.
Ван не любил этого здания. Планировка никудышная, окна очень маленькие, как будто узкие глазки на огромном лице. Здание мощное, как тяжелый бомбардировщик; во время землетрясения семьдесят шестого года оно даже не шелохнулось. Неизвестно, сколько бетона залили в фундамент этого дома при строительстве. Чего-чего, а денег у министерства тяжелой промышленности хватает. Из-за маленьких окон даже днем в здании было сумрачно, приходилось включать свет. Длинный коридор напоминал ходы сообщений в подземных дворцах Тринадцати могильных курганов
Оказывается, многие не пошли на доклад министра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119