Он бы вам потом дома так наигрывал, что вы бы только уши развешивали!
— Бросьте ваши шутки, я уже далеко не мальчонка.
— Помилуйте, какие шутки! Я вам ясным языком говорю: музыкальная школа только для людей юного возраста. Вам, пан генерал, о ваших музыкальных наклонностях нужно было подумать значительно раньше.
— Ну и прощайте! Все равно гармонику я раздобуду. А на вашу школу я клал...
Однажды в одной из городских витрин, где висят объявления о купле-продаже, появляется такого рода текст:
«Куплю старую гармонику. Можно баян, «Лигну» или же «Вельтмастер», но по сходной цене.
Дев.: Жизнь для радости и веселья».
И днем позже:
«Имеется крепкая и сухая пятигектолитровая бочка. Пущу в нее двух квартирантов. Желательно студентов из хороших семей.
Дев.: Веселая гармоника».
И еще два-три дня спустя:
«Куплю тридцать военных палаток.
Дев.: Осторожность».
Никто не знал, кто давал эти объявления. Известно
это было лишь женщине, которой генерал заплатил за них. Но смысл текстов ее отнюдь не заботил.
Фила и та ничего не знала. Объявлений она вообще не заметила.
Но однажды, когда она снова входила в генеральскую квартиру, увидела на двери записку и с большим трудом разобрала, что было на ней написано:
«Приказ по части:
Отныне входить во двор запрещается как посторонним лицам, так и животным в сопровождении посторонних. Всем проживающим во дворе приказываю вести себя по отношению к посторонним лицам сдержанно и корректно. Категорически запрещаю выносить со двора или приносить сюда всевозможные сплетни и измышления личного, равно как и общественного содержания и значения. В противном случае буду вынужден прибегнуть к мерам строгого воздействия. Речь и походка обитателей двора должны быть достойными и размеренными, разговоры тихими и лаконичными. Вход в квартиру генерала строго воспрещен! Это касается всех. Исключение — Фила.
Генерал собственноручно (и подпись)».
Кое-как Фила прочитала «приказ». Со страху не сразу даже решилась постучать в дверь к генералу. Большой господин, очень большой господин! В городе, пожалуй, самый большой. Но она — исключение. Такого исключения от добряка генерала она, скорей всего, и не заслуживает!
Но Яно, набравшись смелости, идет к генералу. Даже записка на двери не пугает его, да и с какой стати ему пугаться? Он же Филин муж.
— Добрый день, пан генерал.
— Добрый, добрый!— Генерал тотчас встает, поначалу, видать, гневается, но вскоре смягчается.— Откуда я вас знаю? Ах да, вы Янко! Муж Филы!— И он подает Яно руку.— Милости прошу, Янко! Я уж давно интересуюсь вами. Что нового? Случилось что-нибудь?
— Избави боже! Ничего не случилось. Я пришел только на вас поглядеть. Подумал, ежели к вам ходит Фила, то, может, вы и меня не прогоните.
— Вас, Янко, никогда! Милости прошу, -заходите! И располагайтесь!
Яно садится, но заверяет генерала, что долго у него не засидится.
— Не бойтесь, пан генерал, я тут долго не задержусь, знаю, времени у вас мало.
— У меня его как раз вдосталь! Я же на пенсии. Вам вовсе незачем торопиться.
Поначалу разговор у них не очень-то клеится, но вскоре оживляется. Ведь Яно все интересно: он расспрашивает генерала так, как еще никто его не расспрашивал. Генерал смеется и готов ответить на любые вопросы.
Яно и о своем ружье заговаривает.
— Отчего ж вы ко мне не пришли?— спрашивает генерал.— Я бы вам ружье раздобыл. Только зачем оно вам?
— Да, теперь уже ни к чему. Но когда-то, понимаете, это была моя страсть. Я люблю природу. Хожу в поле и без ружья, но когда-то думал, что неплохо бы и ружьем обзавестись. А знаете, каким я был когда- то стрелком? Гляньте-ка! Я вот еще что ношу с собой! — Яно вытаскивает из кармана рогатку.— Чтоб вам было ясно! Это моя слабость! Но я собирался о другом потолковать. Фила мне говорила, что дома у вас генеральская форма. Не сердитесь, пан генерал, что я об этом спрашиваю, но я уже много раз видел вас на улице и всегда здоровался с вами, а вот форму вы почему-то не носите.
— А для чего? Я уже отслужил.
— Но все равно вы ведь генерал. А не могли бы вы мне эту форму показать?
Генерал показывает ему форму, и Яно признательно кивает головой.
— Генеральская форма! Жаль, что вы не носите ее!
— Я .уж достаточно ее нашивал,— говорит генерал без капли грусти в голосе.— Пожалуй, меня в ней и похоронят!
И вдруг вытаскивает из-за шкафа сапоги.
— Поглядите, у меня две пары. Хотите, примерьте, одну я вам подарю. Если они окажутся впору, я, может, вам и чин повыше присвою.
Яно мигом разулся. Но сапоги оказались тесны.
— Какая жалость! Как же так? Вы же выше меня! А сапоги малы мне. В самом деле жалко, ходил бы я в генеральских сапогах!
Катит Яно по городу тележку с мусором, разглядывает людей и время от времени строит кому-нибудь рожу, но лишь затем, чтобы напугать того или позабавить. Иногда и окрикнет прохожего, а наткнется на знакомца, с которым можно и перемолвиться словом, остановится — да провались они, эти пара минут!
— Ну что нового? Были вчера в угодье?
— Был, как раз вчера ходил.
— И как оно? Много ли зверя?
— Грех жаловаться.
— Вам, ребята, все хорошо, — ухмыляется Яно,— а какие здесь были прежде угодья! Я целыми днями пропадал там! Иной раз обходил шесть, а то и семь участков. Батюшки мои, а крупной-то дичи! Что ни шаг — олени, муфлоны, лани, о косулях и говорить нечего. Однажды зимой, когда я пошел зверям корму задать, козы так перли на меня, что пришлось от них пятиться. Дичи было тогда — тьма-тьмущая: утки, куропатки, а фазанов — страсть сколько! А когда я в поле зайцев обкладывал, в этом кругу оказывалось их не менее семи рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38