Тогда я составил план действий. Во-первых, попытался найти Химика, у которого сложились доверительные отношения с дочерью этого банкира. Химик мог от нее знать, где хранится подлинник. Во-вторых, заставить художника Феоктистова сделать еще одну копию, чтобы в случае чего всучить ее новому клиенту. В конце концов, одной копией больше, одной меньше...
Последующие события показали, что я, как всегда, оказался прав. Именно копия иконы, принял за подлинник, ушла новому покупателю...
* * *
Тихий голос сторожа Кузьмича, читавшего молитву у могилы Дмитрия Воронова, постепенно вытеснил из моего сознания голоса фантомов.
Собственно, мне больше нечего было делать здесь. Я уже мог ответить на главный вопрос отца Сергия.
Но что делает на могиле Воронова старый Кузьмич? Почему именно сейчас он здесь?..
Я быстро нашел ответ. Дмитрия ведь убили 2 июля 1993 года. С тех пор прошел год. Старик не забыл об этом...
Я прислушался к тому, о чем просил Кузьмич Господа Бога. И невольно вздрогнул. Старик боялся будущего. Он ПРЕДВИДЕЛ, что может произойти в самое ближайшее время!..
— ...Господи Иисусе Христе, образумь раба твоего Игнатия от дурных помыслов, помоги свернуть ему с гибельного пути, сохрани от желания кровной мести и безвременной кончины...
Он молился не только о душе погибшего Дмитрия, но и о душе его младшего брата, который, как я знал, был амнистирован, вернулся из зоны и теперь «стажировался» в фирме, возглавляемой Павлышевым.
Значит, Режиссер задумал использовать и младшего из семейства Вороновых? Неужели он думает, что Игнат никогда не узнает о судьбе Дмитрия?
Мои вопросы не остались без ответа. Я вдруг «увидел» охваченный огнем двухэтажный особняк с вывеской на фасаде «ТОО «Наташа» и покореженный от взрыва «мерседес» Режиссера в самом центре Москвы...
Видимо, не дошла молитва Кузьмича до Всевышнего. Судьбы Игната Воронова и Режиссера были предрешены. Никто уже ничего не сможет изменить и исправить... Так думал я, направляясь к выходу с деревенского погоста.
Настенные ходики пробили два часа. Отец Сергий еще не ложился, с беспокойством ожидал моего возвращения.
— Виталий Севастьянович, дорогой, ну нельзя же так припозднятся!
— Все в порядке, — успокоил я священника.
Я не собирался пересказывать ему вес, о чем узнал за день минувший. Для него главное — судьба подлинника иконы, в утрате которого его обвинили местные власти.
— «Архангел Гавриил» в настоящее время находится в добрых руках, — сказал я и добавил: — Там ее смогут уберечь и сохранить для времен грядущих.
Отец Сергий ничего мне не ответил, только внимательно посмотрел на меня и вздохнул.
...И вновь я «присутствовал» при убийстве женщины ее мужем-алкоголиком, а потом и при его самоубийстве. И снова их дети переживали потрясение...
Нет, в этом доме положительно нельзя было ночевать! Все здесь — вещи, стены, пол, потолок — напоминало о происшедшем когда-то страшном событии.
Я вышел во двор. На улице уже рассвело. В июле ночи короткие — макушка лета как-никак. Щебетание ранних птах, встававший из-за леса диск солнца... Я успокоился, отогнал прочь ночные кошмары. Мне подумалось о том, что надо почаще выбираться из городского многолюдья в такие вот деревеньки, где люди просто живут, живут, как когда-то жили их деды и прадеды.
...Через несколько месяцев я получил письмо из деревни Берестово от отца Сергия, в котором он длинно рассказывал о своих прихожанах. В самом конце письма он сообщал: «...Недавно Бог сподобил побывать в болгарском городище Велико-Тырнове, где в храме Петра и Павла смог лично лицезреть дорогой моему сердцу лик архангела Гавриила. Думаю, что икона находится в благом месте и нет нужды «тревожить» ее суетными человеческими амбициями. Пусть она останется там, где есть...»

Как только дверь закрылась за последним пациентом, я расслабленно откинулся на спинку кресла. Можно было позволить себе несколько минут отдыха перед тем, как позвонить Лене и предупредить ее, что наша встреча остается в силе, через минут сорок я за ней заеду, и мы наконец сможем, отложив все дела, поужинать в маленьком уютном ресторанчике где-нибудь в центре города и мило поворковать о наших планах на будущую совместную жизнь.
— Девятнадцать ноль-ноль, — напомнила мне ассистентка Таня, приоткрыв дверь в кабинет. — Прием окончен!
В «коридоре ожидания» — так мы называли не-' большую квадратную комнату со стульями вдоль стен — пациентов к этому часу обычно уже не было. Но меня насторожил тон ассистентки: она явно обращадась не только ко мне. И действительно, через минуту Таня проскользнула ко мне в кабинет, осторожно прикрыла дверь и шепотом проговорила:
— Он не уходит, Виталий Севастьянович!
— Кто «он»? — не понял я.
— Да тот чудак, что пытался прорваться к вам без записи час назад.
— Ах, этот!.. Хорошо, сейчас я к нему выйду. Сняв халат и аккуратно повесив его на «плечики», я
вышел в коридор. Посетитель, совершенно не известный мне мужчина, даже не поднялся со стула.
— Вы ко мне? — спросил я, но ответа не дождался и пояснил: — Я не могу принять вас вне очереди, запись на месяц вперед. Производится она ежедневно с девяти часов утра до пяти часов вечера по телефону... Таня, разве вы не сказали обо всем этом гражданину?..
— Не надо, Виталий Севастьянович! — властно остановил меня посетитель. — Я пришел не на прием. То есть я не совсем на прием... — Мужчина замялся и опустил глаза.
Я воспользовался паузой и пригляделся к нему. Темные мешки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах или о неполадках в сердечно-сосудистой системе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137