По широкой Гранд-сентрал-паркуэй в четыре ряда стремительно неслось несметное стадо автомустангов, у меня даже закружилась голова. В аэровокзале мы быстро все оформили и вскоре уже сидели в салоне небольшого самолета, летавшего на внутренних линиях.
Сам перелет описывать нет смысла, потому что во время его не произошло ровным счетом ничего существенного.
Дорога от аэропорта Далласа до предместья Чеви-Чейс также ничем особенным не отличалась, если не считать, конечно, новых впечатлений от города и его обитателей.
Миновав Висконсин-авеню и Ривер-роуз, «крайслер», очень похожий на тот, что возил меня в Нью-Йорке, затормозил в районе Айрин-хауз, у семнадцатиэтажного жилого дома.
— Сейчас к нам подсядут несколько человек, — сказал Алек. — Не исключено, что кого-то из них вы знаете, но я попрошу вас не выдавать этого ни словом, ни взглядом...
Минут через пять к машине с разных сторон подошли трое суровых мужчин и, не здороваясь, не говоря ни слова, расселись в салоне. Марадону я узнал сразу, двое других никаких встречных эмоций у меня не вызвали.
Машина сорвалась с места и покатила в сторону самого респектабельного района Вашингтона — Джорджтауна. Неподалеку от огромного супермаркета фирмы «Джайант» машина свернула к длинному зданию, похожему на крытый стадион. У входа в здание нас поджида-а ли два негра, один из которых шепнул Алеку:
— Все в сборе, сэр! Возьмем их тепленькими... — По местам! — приказал Алек, но сам остался в машине, жестом предложив и мне сделать то же. — Пока мои мальчики наведут порядок в этом притоне русской мафии, давайте перекусим, — сказал он,
когда все его люди скрылись за дверями спортивного сооружения. — Я всегда хочу есть, когда волнуюсь. — Он протянул мне распечатанную банку сосисок фирмы «Мейер» и нарезанные куски хлеба в полиэтилене. — Потом выпьем молока...
Я не видел, что происходило в длинном здании; пытался максимально напрячь слух, но и выстрелов слышно не было.
— Хорошо работают мальчики! — восхищенно проговорил Алек и сделал большой глоток прямо из молочного пакета с яркой картинкой на обороте.
И все же какая-то борьба в здании происходила. Неожиданно из окна второго этажа выпрыгнул человек и, размахивая руками, побежал в нашу сторону.
Алек, продолжая держать в левой руке молочный пакет, взял правой с сиденья пистолет с глушителем. Высунув дуло в опущенное ветровое стекло, он прицелился и дважды нажал на спусковой курок. Бежавший к нам человек споткнулся, еще раз взмахнул рукой и повалился на асфальт. На его белой рубашке растеклись два алых пятна. Вглядевшись в лицо упавшего, я узнал человека, в которого хладнокровно стрелял Алек. Это был журналист Стрелков из Вологды, носивший кличку Газетчик. Мне стало страшно, но никакой жалости к убитому я не испытывал.
— Кажется, все, — сказал Алек, закуривая длинную сигару. — Пора сообщить в полицию... — И он набрал номер полицейского участка по радиотелефону.
Алек неспешно вел машину по Пи-стрит и рассказывал о сборище русских в спортклубе который принадлежал одному из местных миллионеров, тоже русского происхождения.
— Там происходил настоящий торг. На продажу выставили художественные ценности, вывезенные из вашей страны. Мы убрали и продавцов, и покупателей. Рынок должен быть чистым от конкурентов! Мы забрали все, и вам теперь предстоит отобрать то, что интересует нашего московского друга и вашего «заказчика».
Вскоре мы оказались на Шестнадцатой улице и,
выйдя из машины, направились к шестиэтажному
дому. По дороге Алек кивнул на комплекс зданий за
оградой по ту сторону улицы.
— Это русское посольство. Кстати, когда-то я был знаком с послом вашей страны Анатолием Федоровичем о Добрыниным. Умнейший человек и большой дипломат! а
Войдя в подъезд дома, Алек показал свое удостоверение человеку в твидовом костюме, который без слов пропустил нас в холл, ведущий к лифту. У лифта, а затем и на четвертом этаже Алек опять предъявил свое удостоверение.
Мы . вошли в комнату без номера. И я обомлел. Передо мной висели на стенах картины, этюды, эскизы, лежали на полу папки с графикой. Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и начать поиски знакомых произведений, входивших в коллекцию вологодского купца Федорова. Кое-что я отыскал, но основных полотен — самых ценных — здесь не оказалось. И главное, не было картины, принадлежавшей кисти Антониса Ван Дейка...
На следующий день я должен был отправиться домой, но Алек не дал мне хоть часик-другой почувствовать себя туристом. Он устроил мне свидание с богатым коллекционером, имевшим деловые связи с Россией.
Свидание должно было состояться в небольшом городке Кротонна-Гудзоне, находившемся примерно в сорока километрах к северу от Нью-Йорка.
Снова аэропорт, снова салон самолета, на этот раз, правда, более комфортабельного. Гигантский лайнер «Ди-Си-10» быстро доставил нас в пункт назначения, откуда на машине мы прибыли в нужный нам городе
И в самолете, и в машине Алек не произнес ни слова. И только когда мы входили в особняк коллекционера, он сказал:
— Не удивляйтесь, если встретите знакомых и здесь... Мир тесен!
Американец оказался прав, мир действительно тесен. Петра Петровича Садикова я узнал сразу, хотя видел его только на автопортрете во время посещения персональной выставки в Москве. Мужественное, волевое лицо, высокий лоб, опрятная щеточка усов над верхней губой, чуть выдающийся вперед подбородок. Весь облик этого человека внушал к нему доверие и симпатию.
— Я много слышал о вас, господин Скорин. Теперь вот представился случай познакомиться лично.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137