— Да, богатство у него, конечно, есть,— молвила девушка.— А правда?.. Ты ведь и сам не говоришь ему правды. Нанялся на лето в матросы, а сам думаешь удрать где-нибудь в заграничном порту на другое судно.
— Отец бедный, но я и ему не доверил свою мысль.
— А мне говоришь правду, хотя у меня нет никакого богатства — только два рубля за поясом. Это все, что осталось от прошлогоднего заработка, пришлось его проесть за зиму с семьей. Сам знаешь, каково здоровье нашего отца и сколько ртов за столом...
Много ртов за столом... А весенние звезды стали крупнее и ярче, и в море их было столько же, сколько и на небе. Только вверху они были неподвижны, а в море, покачиваясь на волнах, звезды словно плыли вместе с кораблем. И как много их — кто их сочтет!
Но Тийна и не пыталась их сосчитать. Когда-то она уже пробовала это сделать и по опыту знала, что сосчитать звезды невозможно. Она и Сандеру ничего не сказала, потому что догадывалась, о чем он думал. Тийна лишь смотрела широко раскрытыми глазами на большую, крылатую в лунном свете тень парусов, бежавшую вместе с кораблем. А если немного забыться, то все казалось иным. Казалось, что корабль, хотя он и качался, ударяя грудью о волну, стоит на месте, а вода и звезды с шумом и шипением несутся мимо бортов корабля, как быстротечная река. Во всем этом было что-то напоминающее неуловимое сновидение, и, чтобы проснуться, прийти в себя, Тийна покрепче ухватилась за поручни, и ее заскорузлая от работы рука коснулась ширококостной руки Сандера.
— Штурманские, даже капитанские бумаги ты, Сандер, можешь когда-нибудь и получить, но я не верю, чтобы ты... (она едва не споткнулась на слове и вместо «ты» чуть не сказала «мы») стал очень богатым, не то у тебя сердце...
— Да и волос у меня на ногах мало,— сказал Сандер печально, вовсе не думая шутить, так как он все же мечтал о богатстве.— Говорят,— добавил он задумчиво,— когда-то наступит такое время, что не будет ни очень богатых, ни совсем бедных, а все смогут жить в одинаковом достатке. Но пока жизнь показывает другое, и вообще, что-то не верится мне в это.
— А ты все-таки верь, ты-то и должен верить, у тебя же счастливая примета на руке,— тихо сказала Тийна.
Но прежде чем Сандер успел ответить, с носа судна послышался голос капитана:
— Алло, кто там, Сандер, что ли? Что ты там воркуешь и спать не ложишься? Иди помоги ребятам воду выкачивать.
Капитан на корабле — что бог на небесах, его приказ приходится исполнять без разговоров. И молодой матрос (у которого была счастливая примета на руке, но мало волос на ногах) сжал на мгновение пальцы девушки и широким шагом двинулся по палубе.
Зачавкал корабельный насос. Тийна снова устроилась на швартовом кнехте между двумя своими узлами. Ей почему-то было жаль, что звезды апрельской ночи начинают тускнеть на небе. Но так уж было суждено: на северо-востоке (на норд-осте, как сказал бы Сандер) разгоралось над морем чуть заметное зарево грядущего дня.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Темные ночные тучи мчались под полной луной наперерез ветру — с северо-запада на юго-восток. Хотя к вечеру ветер ослабел, но по-прежнему оставался противным курсу «Каугатомы». Да и о волнах не скажешь ничего хорошего, они еще не улеглись после шторма, и порой огромные гребни с грохотом обрушивались на поручни
правого борта. Шут ее знает, эту погоду поздней осени, особенно здесь, в северной Атлантике, среди норвежских шхер и скал.
Уже третью неделю «Каугатома» находилась в пути из Архангельска в Петербург с грузом соленой трески. Выйдя из Белого моря, корабль шел хорошо и даже показал корму двум пароходам, но уже в Ледовитом океане подули встречные ветры, а здесь, в Атлантике, два дня назад их настиг шторм такой силы, что судно отбросило на добрую сотню миль. Теперь приходилось упорно лавировать против ветра, хотя от этого было мало толку. Ветер непрерывно дул в лоб, а послештормовая зыбь трепала впустую паруса, особенно большой гафель грот-мачты.
Впередсмотрящий отбил вахтенные склянки, и капитан вошел в штурвальную рубку. Талистереский Яэн, двадцатилетний долговязый рулевой, поднял утомленные глаза с компаса на капитана и тотчас же опустил их на компас, куда скользнул и взгляд капитана. На палубе послышались шаги новой вахты, и в каюту вошли штурман, старый Танель Ыйге, и рулевой матрос, рыуна-ревалаский Сандер.
— Зюд-вест-зюд!— сказал, не глядя на вошедших, отстоявший вахту рулевой и отступил от штурвала.
— Зюд-вест-зюд!— повторил Сандер глуховато (язык его еще с трудом ворочался во рту после короткого тяжелого сна) и занял свое место.
— Зюд-вест-зюд!— повторил отрывисто старый штурман.
Тело Сандера напряглось, и, ухватившись за штурвал, он до боли вонзил ногти в мякоть ладоней, чтобы окончательно прогнать сон.
— Тринадцать миль за вахту,— рассуждал капитан, вычерчивая зигзагами на карте пройденный парусником путь. (Вахта на «Каугатоме» была шестичасовой.) — А если взять по прямой, то мы продвинулись вперед самое большее на милю или две. Мало толку от наших трудов.
— Да, маловато. Если прикинуть еще и течение, то действительно маловато,— проговорил в тон капитану штурман.
Барометр стоял очень низко, ветер может снова перейти в шторм. Может быть, разумнее всего было бы оставить лавирование и, изменив курс, лечь на галфвинд — через несколько часов они достигли бы ставангерского рейда. Гавань Тынису знакома, здесь они могли бы прохлаждаться на якоре, приводя в порядок корабль после шторма, за
пасти свежей питьевой воды и при первом более или менее попутном ветре снова выбрать якорь. С другой стороны, рейс и без того затянулся, и Тынису не хотелось терять ни одного лишнего дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135