Пока слепой Каарли на ощупь пробирался через каменистое, заросшее можжевельником поле к Кюласоо, прибрежным лесом к деревне Руусна уверенно шагал высокий осанистый мужчина. Ветер стряхивал с ветвей ему на затылок капли только что прошедшего дождя, вода, когда он ступал по лужам, хлюпала и разлеталась брызгами под его сапогами. Но путник — это был капитан Тынис Тиху — не замечал ни непогоды, ни луж; он размашисто шагал вперед, сосредоточенно думая о чем-то.
Последний взрыв гнева у старого Хольмана, без сомнения, уже давно бродил в нем, как прошлогоднее пиво в закупоренной посудине, иначе он не прорвался бы с таким сильным треском. Старикан, черт его побери, не так уж немощен, если способен еще так яриться. И что ты с ним, шальным, поделаешь? Были бы они ровесники, тогда другое дело, но старик по крайней мере вдвое старше, мог бы даже и за дедушку сойти. Тут рукам волю не дашь. И оба они не такие уж господа (может быть, старый Хольман и считает себя важным господином), чтобы по-помещичьи щелкать пистолетами. Подать на него в суд за публичное оскорбление? Упросить какого-нибудь свидетеля Тынису, может быть, и удалось бы, хотя никому нет охоты тащиться в суд, но и суд, верно, будет скорее держать сторону Хольмана. Тынису по крайней мере сразу, без всякой задержки, выплатят его пай, чтобы избавиться от него, а о суде нельзя наперед сказать, будет ли его решение по всем пунктам в пользу капитана. Вряд ли из нескольких завышенных счетов на парусину и за буксировку можно состряпать дельце — ведь все сделано по форме, и подписи стоят подлинные,— но у каждого капитана есть дела, вокруг которых можно поднять опасную возню. Теперь старик, видать, зол, как бык, и готов на все, тем более что главную-то причину вражды ему оглашать неудобно. Другое дело, если бы он решил разводиться с Анете. Только сейчас не похоже, чтобы он или она замышляли что-нибудь подобное: барынька опять, как голубка, воркует вокруг этого старого пня, а старик осыпает ее щедрым дождем подарков, и только он, Тынис, виноват теперь во всем.
Черт его знает, откуда старик пронюхал обо всем! Лийзу? Нет, Лийзу слишком горда, чтобы злословить по такому поводу. А может быть, сама хозяйка, боясь потерять наследство, в порыве раскаяния или стремясь вернуть себе былое доверие, все и выболтала? Дьявол их разберет, разве поймешь этих капризных барынь — будь то здесь или на другом конце света, в Америке,— чего они хотят, о чем помышляют?
Побаловались, и будет!
А ведь и Лийзу не без закорюк! Но у Лийзу они случаются больше от сердечной боли, чем от бессердечия, их еще кое-как с натугой можно понять. Что ж, теперь надо заложить киль нового корабля, жениться на Лийзу и начать жизнь порядочного человека — он ведь уже не мальчишка: четвертый десяток на исходе. А суд пусть себе занимается своими делами. Добро еще, что из всей этой канители вылезешь с целой шкурой да с порядочными деньгами!
Сколотить новое судовое товарищество, конечно, не легкое дело. Наиболее зажиточные мужики Каугатомаско- го и соседних приходов почти все состоят пайщиками компании Хольмана из Весилоо, и хотя у них немало причин для ссор со стариком, они не так легко отступятся от хольмановской компании с широкими связями и доверием клиентуры. Волостного старшину Яана Пуумана, или папашу Пуумана (как называет его народ), он уже поколебал, но пай Пуумана до сих пор полеживает у Хольмана — может статься, и присохнет там! Постройка трехмачтового судна (с меньшим нет расчета и канителиться) стоит по
крайней мере тридцать тысяч рублей, у него же своих наберется не больше трети этой суммы. Женитьбой он дела не поправит: вряд ли у Лийзу за душой есть более сотни рублей. Да и от брата Матиса какой можно ждать помощи?
Выйдя на прилегающее к лесу арилаское поле, с которого за низкорослыми оголенными деревьями Аонийду показались крылья трех ветряков и гребни соломенных гуменных стрех деревни Руусна, капитан Тынис Тиху в нерешительности остановился на тропинке. Вымокшая, посеревшая от пронизывающих дождей родная деревня, с низкими, словно пришибленными, домишками, каменными изгородями и частоколами, разделяющими клинья скудных пастбищ и полоски полей, показалась особенно убогой и печальной. Чего хорошего ждать ему здесь? Другое дело, если бы он решился на смелый шаг и повернул на мызу,— белые трубы и карниз железной кровли двухэтажного господского дома уже показались на краю залива за высокими деревьями мызного парка. Старый Ренненкампф человек с деньгой. Куда бы деваться тем тысячам рублей аренды, что он ежегодно выжимает из многих хуторов?
Но Тынис тут же усмехнулся этой невесть откуда залетевшей в голову мысли, решительно шагнул через перелаз в изгороди и прежним размашистым шагом двинулся по щербатой полевой меже к Кюласоо. Скорее мир погибнет, нежели барон Герман фон Ренненкампф станет строить в компании с внуком Рейна из Рейнуыуэ и братом Матиса из Кюласоо корабль на Каугатомаском побережье. Совсем другое дело, если бы к барону обратился Хольман.
Когда Тынис Тиху вошел в жилой дом арендного хутора Кюласоо, где он когда-то родился и вырос, гуменная изба, с осени снова приспособленная под жилье, погрузилась уже в сумерки. Длинными осенними вечерами, особенно в дождливую пору, в гуменной избе становилось так сумеречно, что за работу, требовавшую хорошего света, нечего было и браться. И так как керосиновая лампа слишком уж быстро пустела, то хозяйка скупилась зажигать ее, прежде чем совсем стемнеет. Поэтому в сумеречный час все брались за такую работу, которую, на худой конец, можно было делать и на ощупь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135