В чуть освещенной светом лампы прихожей показались дудые, длинные ноги в серых рваных портках, а затем и туловище в обвисшем старом пиджачке. Уже по одному этому обитатели Кюласоо признали гостя, только Тынис, который давно не видел слепого Каарли, узнал старика лишь тогда, когда тот благополучно перешагнул через высокий порог и, согнувшись в дверном проеме, просунул наконец в комнату свою долговязую, костлявую верхнюю часть туловища.
— Боже мой, Каарли, что ж тебя на ночь глядя выгнало? Неужто совсем один?— спросила хозяйка гостя, недоверчиво заглядывая в сени и прикрывая за ним дверь.
— Да, один.
— Как же ты сумел прийти? Где Рити? Что за неотложное дело у тебя?— засыпала его вопросами хозяйка.
— Ну да, Каарли как Каарли,— сказал в свою очередь удивленный Тынис, встал и протянул старику руку.
— Капитан тоже здесь?— смутился Каарли.
— Здесь...— Тынис хотел было сказать «как видишь», но вовремя удержался.— Почему это тебя так удивляет? Ты, Каарли, сам частый гость в Кюласоо. Когда я тебя в последний раз видел?
— С тех пор не так уж много времени прошло: нынешней весной на берегу в Питканина. Капитан, если помнит, купил у меня четыре корзины за наличные деньги,— ответил Каарли, покашливая.
— Ну, верно, этой весной на берегу Питканина! — хлопнул Тынис себя ладонью по лбу.— Сразу и не вспомнишь!
— Известно, у капитана много всяких дел и забот. Я же видел капитана тридцать пять — постой, постой! — тридцать шесть лет назад, перед отправкой в рекрутчину, когда приходил в Кюласоо прощаться. Да, быстро же летит время. Тогда ты еще был мальчуганом, даже в подпаски к гусям не годился. А теперь — гляди-ка — готовый капитан!
— По званию капитан, а вот, видишь, палубу из-под ног вышибли,— слишком уж откровенно в порыве теплых чувств сокрушался Тынис. Но тут же поспешил поправить дело и добавил:— Ну ничего, Каарли, опрокинь чарку, будет и у нас снова палуба под ногами!— Он налил в жестяную кружку водки и придвинул ее к Каарли, который по- свойски примостился уже на лавке.
— Каарли тоже за последнее время преуспел в жизни, из составителя шуточных песен сделался придворным песнопевцем церковных владык,— подтрунивал Матис.
— Больше ни одной песни не сложу, ни строчки, пусть хоть душу вырвут,— сказал решительно Каарли и отхлебнул водки из кружки.
— Но-но, не хвались раньше времени! Ежели господин пастор потребует, Рити выжмет из тебя строчки,— сказала Вийя.
— Пока жив буду, ничего они от меня не добьются, а если мертвым пару раз пискну, ну, за это не отвечаю,— возразил Каарли, покашливая, и, как бы в подтверждение своих слов, решительно опрокинул в глотку остатки водки.
— Правильно!— раздался голос Ану с койки, стоявшей у стены.— Я сама хоть и не из рода Тиху, но в свое время довелось с одним из Тиху — да будет ему земля пухом — пойти в паре и много новых Тиху народить. Прежние Тиху, как старый Рейн из Рейнуыуэ, были известны
всему приходу своей силой и статью и пользовались уважением. Нынешние же — один так, другой этак — становятся посмешищем для людей. Сам ты, Каарли, большой мастер на песни, а теперь и про тебя песня сложена:
Ну и пара, поглядите: Каарли Тиху с женкой Рити! Каарли песни составляет, Рити их попу таскает, Чтоб с церковного амвона Прославлять царя и «фона».
Теперь если не смех, то по крайней мере улыбки могли бы появиться на лицах; ведь Каарли ничего не видел и притом был почти нищим, не чета важному Тынису, над которым не позволено смеяться. Но никто не думал улыбаться, все слишком хорошо знали жизнь Каарли. Только Матис спросил:
— Откуда ты, мать, все эти песни берешь?
— Кусти позавчера к нам заходил — сказывал, будто старый Рыкс-Рейн сочинил.
— Известное дело. Старый Рыке давно на Каарли зуб точит, ведь и Каарли в своих песнях не гладил его по шерсти.
Тынис снова наполнил кружку, пустил ее вкруговую и сказал:
— Э-э, ерунда, Каарли, мы с тобою теперь ровня, и про меня песня сложена. Как это там, мать, поется: «Шуры- муры...» (Строку с «Нети» он так и не произнес, хотя она особенно запомнилась ему; однако он хотел подчеркнуть свое полное безразличие к тому, что пели и думали про него в деревне.) Да, будем корабль строить. Смастерим такой корабль, лучше которого на всем побережье не видывали. Весь тихуский род — разве мало его в Каугатома?— примкнет к нам, все войдут пайщиками, кто деньгами, кто работой. Соорудим корабль как корабль! А ты, Каарли, сложишь песни, чтобы уж были песни: и к закладке киля, и к той поре, когда кницы поставим, и, уж конечно, к спуску корабля на воду. Пусть не думают, что Тиху не настоящие мужчины! Тебя, Матис, вышибают с хутора. Ну и что же, это еще не значит, что жизнь кончена. Мы еще только начинаем жить! Сандера отправим погулять по морю, потом в школу определим его, и будет у меня штурман. А коли дело пойдет на лад, построим второй корабль — и Сандера туда капитаном. Ведь мы же не станем друг друга глаза
выедать, свои ведь — родственники, близкие или дальние. Ну, что ты, мать, об этом плане думаешь?
— План добрый. Жители побережья без корабля — будто чайки без крыльев. Постройте корабль, только глядите, чтобы котерман в него не забрался.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мастером на постройке нового корабля поставили Михкеля из Ванаыуэ. Это был сухощавый, невысокого роста старик, из бобылей, лет шестидесяти, с седой козлиной бородкой. Принимаясь за свои корабельные чертежи, он медлительным движением, словно в раздумье, закладывал дужки очков за уши и как бы разжевывал каждое слово, прежде чем высказать его. Жизнь научила его осмотрительности, и как ни любил Михкель корабельную работу, он выдержал немалую внутреннюю борьбу, прежде чем принял на себя ответственность корабельного мастера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135