Починка мережей с мелкими ячейками для угрей требовала света; Матис и Сандер сложили мережи в угол и взяли в руки старый корабельный трос, чтобы натеребить пакли для новой тетивы невода. Хозяйка Вийя сматывала в клубки нитки для основы, а старая Ану, уже и при свете почти слепая, сидела съежившись на краю своей койки и вязала носок, отсчитывая петли.
— Здравствуйте!— обронил Тынис, переступив через высокий порог и закрывая за собой дверь. Однако его Ладонь все еще сжимала дверную ручку, комната казалась совсем темной, глаза с непривычки ничего еще не различали, и он остановился у порога, не решаясь шагнуть дальше.
— Боже ты мой! Тынис! Здравствуй, здравствуй! — сказала Вийя.— Что ж ты встал у порога, как чужой, подойди поближе.
— Иду, иду, глаза уже привыкают.
— Я тебе сколько раз твердил,— выговаривал Матис хозяйке,— зажги лампу; копейки, что тратятся на керосин, тебя уже не спасут, на них арендных прав на Кюласоо уже не купишь.
— Значит, всерьез надо убираться?— спросил Тынис, тряся руку поспешившей навстречу хозяйке.
— Надо. К Юрьеву дню в Кюласоо и пахнуть уже не должно родом Тиху,— сказал Матис, вешая капитанскую фуражку и желтый плащ своего именитого и богатого брата на деревянный колышек у двери.
— Зачем же сюда, в комнату отнеси, там почище! — вмешалась хозяйка.
— Смог на свет появиться в углу этой гуменной избы, может оставить здесь и свою капитанскую фуражку. Скоро чужие вселятся, тогда и ему тут делать будет нечего,— молвил Матис.
Так на всю ночь и осталась красивая, с капитанской кокардой фуражка Тыниса в гуменной избе Кюласоо, на прокопченном от дыма колышке, где когда-то висел рваный картуз мальчугана Тыну (как звали Тыниса в детстве) .
Капитан протянул брату полуштоф, хозяйке же подарил пестрый ситцевый платок, который она поначалу не хотела брать (как велит обычай), а потом приняла с благодарностью. Сандер успел зажечь лампу, и Тынис смог теперь разглядеть койку матери Ану. Ей он сунул в руки коробку конфет с вложенной под крышку пятирублевкой — хорошо, когда у старого человека есть про запас несколько собственных грошей. Сандер же получил в подарок финский нож с красивой рукояткой и широкими ножнами.
— И зачем ты так тратишься?— выговаривала Тынису хозяйка.— Не с земли ведь деньги подбираешь.
— С земли-то я последние деньги подобрал еще мальчиком, когда снес для мамзели на мызу Руусна землянику, собранную в лесу. С той поры скоро уж тридцать лет, как я ничего на земле не находил,— пошутил Тынис, стараясь поставить поустойчивее стул у койки матери на неровном каменном полу, и сразу же перевел разговор на другое.— Отец, значит, с весны лежит в земле,— проговорил он.
— Да, мы послали тебе письмо через старого Хольмана. Ты получил его?— спросила Вийя.
— Получить-то получил, да отец тогда был уже давно похоронен.
— Натерпелись женщины с этими похоронами,— сказал Матис,— ведь и я не смог уйти из Хяадемеэсте, как раз случилась срочная работа, обшивали судно. Пришлось им тут одним бороться с «душой возлюбленной» — с Гирген- соном, он никак не разрешал похоронить отца на кладбище, а заставлял зарыть в яму за оградой.
— И все потому, что отец отказался от причастия? — спросил Тынис.
— Не только потому... Сам-то Гиргенсон кто? Зять Ренненкампфа, известное дело! В конце концов, кис- тер...— начал было Матис.
— Да что там кистер! Лайакивиского Кусти благодарить надо,— перебила Вийя мужа.
— Ну да, Кусти ночью потихоньку вырыл могилу на участке, издавна принадлежащем рейнуыуэскому роду, и когда отец уже был в земле, только тогда и сунулись к кистеру.
— Вырыть не заставляли?— спросил Тынис.
— К тому клонилось,— раздался дрожащий старческий голос Ану.— Звонаря Пеэпа уже послали за лопатами. Да мы пригрозили, что всей родней перейдем в православную веру, тогда только...
— И помогло?
— Еще бы! Умершего оставили в покое, зато живым задали перцу: езжай на все четыре стороны,— сказал Матис.
— Не помню, в Гулле или в другом порту я получил газету, где Сандер писал об этом. В газете было как будто по-другому?— сказал Тынис, глядя на племянника.
Молодое, с первыми признаками возмужалости лицо Сандера покраснело. То, что известный и богатый дядя где-то далеко на чужбине читал его статью, было явным признанием, но в то же время ему не хотелось и принимать скрытый в словах Тыниса упрек.
— Так и писали, как дело было,— сказал он, чуть запинаясь,— но газета ведь боится все напечатать. Мы с волостным писарем потом не раз еще писали, и все напрасно.
— А что поделывает слепой Каарли? Все еще мастерит песни для церкви?— спросил Тынис, усмехаясь.
— Да что уж он там мастерит,— махнул рукой Матис,— кое-что со страху высидел. Гиргенсон несколько штук напечатал, народ посмеялся над стариком, вот и не слышно что-то новых.
— Не скажи,— перебила Вийя.— Рити только вчера хвасталась, что господин пастор велел Каарли сочинить песню к царским именинам.
Тынис засмеялся было, затем внезапно оборвал смех, проникся серьезностью и сказал задумчиво:
— Так-так. А куда же ты, Матис, со своей семьей теперь денешься? Арендуешь хутор где-нибудь в другом имении или, может быть, думаешь совсем уйти в город?
— Ни то, ни другое. Здешние помещики все друг другу родня, и не бывать тому, чтоб кто-нибудь из них сдал мне землю. В город идти не хочу: вся жизнь в деревне прожита... Мы столковались со старым капитаном Мяртсоном из Сяйнасте... Он, бедняга, немножко не в своем уме, все проверяет свои давнишние вычисления и пеленги, но в общем Мяртсон мужик неплохой. Обещал сдать нам свою избушку в Рыуна-Ревала за пять рублей в год, если я сам приведу ее в порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135