По-видимому, и в ту пору, когда Папираху был еще только «раху», то есть, по-здешнему, островом, он входил во владения церковной мызы и им распоряжались попы. Примерно десять поколений назад церковная власть в здешних краях перешла от католических попов к лютеранским пасторам. Новые хозяева церкви позаботились о закреплении за собой, вместе с другими мирскими благами, и земельных владений своих предшественников, в том числе и этого пустынного острова, или полуострова, каковым он мог быть уже в то время, так как морское дно постепенно поднималось, а название в народе сохранилось прежнее, хотя Папираху уже не был «раху» и не принадлежал больше католической церкви. Возможно, что при католических попах Папираху, с тихой, укрытой от ветров бухтой, имел какое-то значение для церковной торговли или служил надежным укрытием в пору штормов, но каугатомаские лютеранские церковные
владыки последних поколений занимались больше земледелием и скотоводством и не придавали никакого значения этой каменистой площадке. В иные годы, когда здесь сновали кораблестроители (не каждый ведь год строится новый корабль), никто не спрашивал с них аренды за использование пустыря под верфь. Летом, в жару, задрав хвосты, забредало сюда порой большое стадо быков церковной мызы — искать прохлады и убежища от оводов. Но толкущаяся по брюхо в морской воде скотина и строители, орудующие на берегу топорами, не мешали друг другу.
Ныне же по воле пастыря Каугатомаского прихода и на берегу Папираху должны были произойти перемены. Мартовским утром, когда мужики закладывали бревна на козлы для распилки их на толстые корабельные доски, медленно, пешочком, приплелся Антс, старый кучер мызы, и спросил капитана.
— Что за диво, кучер Антс в пешего обратился! Где ты бросил свои сани, клячонку и барина?— сказал Кусти, черня куском ольхового угля веревку для метки, будто и не слышал вопроса.
Но Антс упорно стоял на своем, он требовал капитана.
— Какого капитана? Тут все хозяева, давай выкладывай, что у тебя! — сказал свояк и напарник Кусти — Длинный Биллем.
Но кучер Антс хотел видеть самого капитана.
— Придется тебе съездить на своих расписных синих санях за капитаном в Хийумаа,— перебил Виллема раннаский Каарли,— заодно подвезешь часть железа с разбитого парусника.
Прошлой осенью у мыса Ристна выбросился на берег старый датский парусник. Копенгагенские хозяева решили, что нет расчета спасать и ремонтировать корабль в чужих водах. Датчане уже переходили на паровые суда, а потому не особенно дорожили и снаряжением парусника. Они решили продать его целиком с оснасткой, при условии, что за него расплатятся наличными, золотом. Капитан взял из банка свои последние тысячи и отослал их в Данию, а теперь, уже который месяц, вместе с агамаским Яаком возился у остова разбитого судна.
— Ну, коли дело такое, что капитан в отъезде, тогда и разговаривать нечего.— И кучер Антс побрел в обратный путь. Но через пару часов (время, необходимое для того, чтобы сходить в церковную мызу и обратно) Антс снова явился на берег.
— Ты с чем явился, Антс?— спросил Тоомас из Лийгаласкма.— Ходишь, как кот вокруг горячей каши. Не задумал ли котермана заворожить в киль нашего корабля? Или, может, у тебя что другое на уме?
— Нечего мне завораживать котермана. Но коли вы здесь и правда все хозяева, то придется мне передать приказ пастора. Он послал меня сказать, чтобы вы убрали отсюда свои бревна и все прочее.
— Ты что, с ума сошел? Мы-то строим корабль не Гиргенсону, какое ему дело до наших бревен!
— Земля эта будто церковной мызы, вот почему...— сказал Антс, смущаясь собственных слов. Он был тихий, пугливый мужичонка, старался со всеми ладить и давеча ушел отсюда совсем обрадованный, так как пастор приказал передать неприятную весть самому капитану.
Но не тут-то было! Антс, старый кучер мызы, возивший на своем веку уже третьего пастыря, знавший приходский люд (он и сам был родом из Каугатомаского прихода) и довольно хорошо изучивший своих прежних господ, все же, как показала сегодняшняя история, не сумел еще разгадать теперешнего барина, хотя и служил у Гиргенсона двенадцатый год.
— Душа возлюбленная! Не может этого быть, чтобы ты из-за случайного отсутствия капитана только из глупости не передал моего приказа мужикам. Не приходишься ли и ты родственником тихуским? Их тут добрая половина прихода.
После того как Антс клятвенно заверил, что не имеет никакого отношения к тихускому роду, ему пришлось тотчас же тащиться обратно и предстать перед мужиками.
— Церковная земля! «Возлюбленная душа» сам поет с кафедры, что земля создана богом. Если бы сам господь бог спустил тебя, Антс, с края облака на канате потребовать аренду за эту каменную глыбу — был бы другой разговор! С Гиргенсоном у нас нет никакого дела!— вслух рассуждал лоонаский Лаэс, гремя на весь берег.
— Я-то ничего не знаю, передаю, что велели. А может, пастор хотел, чтобы прежде у него разрешения испросили,— пытался Антс унять страсти своей незлобивой речью.
— Какое тут разрешение?! Добро бы еще здесь росла хоть одна травинка, которую могли бы сожрать быки. Но на этой поднявшейся из моря голой известковой глыбе, на этом щебне впору только чайке сидеть. С дедовских времен здесь строили корабли. Старому Хольману выстроили здесь все его суда, и не слышно было, чтобы кто-нибудь
ходил за разрешением в пасторат,— возмутился даже кийратсиский Михкель, известный тем, что старался «по-хорошему» (то есть хитростью) ладить и с барином, и с церковной мызой.
А лайакивиский Кусти, кокиский Длинный Биллем, лауласмааский Биллем, голосистый лоонаский Лаэс и многие другие так распалились, что кучер Антс поторопился убраться, пока шкура цела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135