Он пришел в наш
кружок "Французский ледокол" семь лет назад. Покажите его фотографию,
мистер Арчер.
Я положил ее на льняную скатерть около ее тарелки. Она узнала Мартеля
сразу же.
- Конечно, я его помню.
- Я так и думал, - многозначительно произнес профессор. - Ты часто
вспоминала о нем впоследствии.
- Что вас поразило в нем, миссис Таппинджер?
- Он мне показался приятным, сильным, мужественным. - В ее глазах
блестнул злой огонек. - Мы, факультетские жены, устали от бесцветных,
унылых лиц ученых личностей.
Таппинджер не удержался и возразил:
- Он был блестящим студентом. У него была страсть к французской
цивилизации, являющейся величайшей после Афин, и удивительно
чувствительное восприятие французской поэзии, при этом не забывай о
недостаточности его подготовки.
Его жена наливала новый бокал шампанского.
- Ты гений, папаша. Ты из одного предложения сделаешь
пятидесятиминутную лекцию.
Возможно, она хотела лишь слегка задеть мужа, о чем говорила ее милая
улыбка, но слова прозвучали зло и неуместно.
- Пожалуйста, прекрати звать меня "папашей".
- Но тебе же не нравится, когда я называю тебя Тапсом. И потом - ты
отец наших детей.
- Детей здесь нет, и я вполне определенно не твой "папаша". Мне всего
сорок один.
- Мне только двадцать девять, - сказала она, обращаясь к нам обоим.
- Двенадцать лет - не большая разница, - он резко прекратил разговор,
будто захлопнул ящик Пандоры. - Кстати, где Тедди?
- В детском саду. Я заберу его после дневного сна.
- Бог мой!
- Я собираюсь в Плазу после обеда, мне нужно сделать кое-какие
покупки.
Конфликт между ними, затихший на момент, вспыхнул с новой силой.
- Ты не можешь. - Лицо Таппинджера побледнело.
- Почему?
- Я заберу "фиат". У меня в два часа лекция. - Он посмотрел на часы.
- По сути, я должен отправиться в колледж уже сейчас. Мне нужно
подготовиться.
- У меня не было возможности поговорить с вашей женой, - сказал я.
- Понимаю. Сожалею, мистер Арчер. Дело в том, что я должен быть
пунктуальным, как часы, в буквальном смысле слова, как рабочий на
конвейере. А студенты становятся все больше и больше продуктом такого
конвейерного производства, приобретающего тонкую прокладку образованности,
когда мы за этим следим. Они учат неправильные глаголы. Но они не знают,
как вставлять их в предложения. На деле очень немногие из них способны
составить правильную фразу на английском, оставим в стороне французский,
являющийся языком привилегированного класса.
Было похоже, что обиду на жену он переводит на свою работу и все
вместе на предстоящую лекцию. Она смотрела на меня с легкой улыбкой, будто
уже забыла о нем.
- Почему бы вам не подвезти меня в Плазу, мистер Арчер? Это также
даст нам возможность завершить нашу беседу.
- Буду очень рад.
Таппинджер не возражал. Он завершил еще один параграф о тяготах
преподавания во второсортном колледже и отстранился от остатков обеда. Уже
через минуту его "фиат" зафырчал, отъезжая. Бесс и я сидели в столовой и
попивали шампанское.
- Ну вот, - сказала она, - мы и прикончили шампанское.
- Как вы и рассчитывали.
- Я не рассчитывала на это. Вы - да. Вы купили шампанское, а я не
могу перед ним устоять. - Она посмотрела на меня кокетливо.
- А я могу.
- Кто вы такой, - ядовито спросила она, - еще одна холодная рыба?
Бесс становилась резкой. Они становятся такими иногда, когда выходят
замуж слишком молодыми и запираются на кухне и просыпаются десять лет
спустя, удивляясь, куда подевался белый свет. Будто угадав мои мысли, она
сказала:
- Я знаю, я как назойливая муха. Но у меня есть на то причины. Он
засиживается в своем кабинете каждый день за полночь. И что же, моя жизнь
должна окончиться на этом, потому что все, что его интересует, - это
Флобер и Бодлер и эти ужасные студенты? Они делают меня больной, когда
толпой ходят вокруг него и говорят, какой он чудесный. - Она глубоко
вздохнула и продолжала: - Мне следовало бы знать, в первые годы
замужества, что он не такой уж чудесный. А я прожила с ним двенадцать лет
и притерпелась к его темпераменту и его хамству. Можно подумать, что он
Бодлер или Ван Гог, если посмотреть, как он себя ведет. И я продолжаю
надеяться, что куда-нибудь он придет. Но этого никогда не было. И не
будет. Мы увязли в этом вшивом колледже, и он даже не имеет мужества
поговорить о себе и о продвижении по службе.
Потрепанная маленькая дурочка, или, может быть, повлияло шампанское,
начала произносить речи. Я сделал замечание:
- Вы слишком резко говорите о муже. Ему приходится бороться с
трудностями, и для этого ему нужна ваша поддержка.
Она наклонила голову, ее волосы в беспорядке растрепались и свесились
на лоб.
- Я знаю. Я пытаюсь оказать ему эту поддержку, честно.
Она опять стала говорить голосом маленькой девочки. Это не
соответствовало ее состоянию, к счастью, она скоро прекратила говорить.
Она сказала ясным резким голосом, таким, как накануне говорила со своим
сыном:
- Нам не следовало бы жениться, Тапсу и мне. Ему вообще не следовало
бы это делать. Иногда он напоминает мне средневекового священника. Два
самых счастливых года в его жизни - это всего лишь два года до нашей
свадьбы. Он часто говорит мне об этом. Он провел их в Национальной
библиотеке в Париже, незадолго до войны. Я, конечно, все это знала, но я
была всего лишь подростком, а он был светлой надеждой французского
факультета в Иллинойсе, и все сокурсники говорили, как было бы чудесно
выйти за него замуж, с его импозантным видом Скотта Фицджеральда, и я
подумала, что смогу закончить свое образование сидя дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78