По этому поводу было много разговоров, хотели добиться отмены результатов голосования, но мандаьная комиссия в конце концов признала Ходырева депутатом.
Наконец зал утих и тот начал говорить:
— Я решительно выступаю за преемственность городской власти и хочу заверить депутатов, что все работники Ленгорисполкома будут добросовестно помогать новоизбранным депутатам в организации их деятельности. Мы поможем вам, дорогие товарищи, овладеть многотрудной наукой жизнеобеспечения нашего замечательного города…
— Колорадский жук ему товарищ, — буркнул кто-то за спиной Рубашкина.
«Верить нельзя! Они так помогут, что ни жизни, ни ее обеспечения не станет», — подумал Рубашкин. У него вдруг испортилось настроение. Среди журналистов он заметил несколько человек из «Вечерки». Инна Иванова и Оля Шервуд сосредоточенно записывали выступление, и Рубашкин понял, что отчет о первом заседании Ленсовета будут печатать они.
«А что я тут, собственно, делаю?» — подумал он и пошел к выходу.
В фойе он столкнулся с Мигайлиным.
— Так, мы договорились, Петр Андреевич? — прервав разговор с Юрой Дорофеевым, спросил Мигайлин.
— Кстати, за кого надо агитировать в Петроградском райсовете?
— За очень достойного человека, подполковника в отставке, который выступает за реформирование армии и флота. Я вас с ним познакомлю, вы сами убедитесь. Это — Кошелев Павел Константинович, военный пенсионер.
— Кошелев, так Кошелев, — согласился Рубашкин. Ему было глубоко безразлично, кто станет председателем в Петроградском райсовете.
4.16. Нечаянные радости…
Справка, которую дал Таланов, оказалась воистину бесценной. Рубашкин фактически переписал ее, вставив собственные замечания почти в каждый абзац. Статья получилась едкая, но он был уверен, что напечатают — во-первых, она касалась торговли, самого наболевшего, что интересовало всех; во-вторых, в статье были совершенно неизвестные цифры и факты. В общем, статья вышла сенсационной.
Рубашкин работал всю ночь, воздух в кухне стал синим от сигаретного дыма. В начале седьмого он последний раз ударил по клавишам пишущей машинки. Чтобы не подвести Таланова он подписался псевдонимом и решил сразу же ехать в редакцию, чтобы застать Кокосова. Тот обычно приходил раньше всех, не позже половины восьмого, и Рубашкин хотел отдать ему статью, как можно раньше. Он не стал завтракать, только выпил еще одну чашку кофе и заставил себя проглотить бутерброд с сыром.
На улице было сыро и сумрачно, фонари уже погасили. Кроме Рубашкина на остановке никого не было, и он ждал троллейбуса не больше пяти минут. Внутри было пусто, Рубашкин уселся на свое любимое место — справа от кабины, откуда через лобовое стекло было видно далеко вокруг.
— Молодой человек, вы не прокомпостировали талон, — крикнул в динамик водитель.
Рубашкин протянул в открытую дверь кабины красное удостоверение «Вечерки» и, не дождавшись ответа, вернулся на прежнее место.
Тем временем троллейбус, неторопливо взгромоздился на Мост Строителей — «Когда-то он назывался Биржевым», — сонно подумал Рубашкин — и, шурша по мокрому асфальту, покатился вниз к стрелке Васильевского острова. Вокруг со всех сторон плескалась темно-серая, предрассветная Нева, на другом берегу в плотном тумане едва виднелись черные фигуры скульптур на крыше Зимнего дворца. Все было, как всегда по утрам — величественно, стыло и пусто. Но сегодня Рубашкин думал о другом. Он помнил свою статью почти наизусть и повторял про себя то, что написал. Потом не выдержал и достал из кармана свернутые в трубочку, чтобы не помялись, листы бумаги.
«Сюда надо вставить отбивку — что-нибудь вроде „а как же иначе“, с восклицательным знаком. Нет, лучше сразу поставить вопросительный, корректор все равно заменит, так уж лучше самому», — думал он, чиркая карандашом на полях.
Он вышел у Гостиного двора, на одну остановку раньше. Впрочем разница была небольшой, и через несколько минут он вошел в кабинет Кокосова. Тот уже был на месте и сосредоточенно лил кипяток в почерневшую от накипи чашку.
— Думаешь, есть время читать? — возмутился Кокосов, увидев перед собой стопку отпечатанных листов. — За ночь три ограбления и одно убийство, в номер давать надо, а ты что принес?
— Прочти, Витя, — попросил Рубашкин, — я всю ночь работал.
— Забирай свою пачкотню, а то порву и выброшу.
— Очень прошу, хоть первую страницу, если не понравится, бросишь, — попробовал уговорить Рубашкин.
— Садись звонить в ГУВД — пусть колятся на подробности, — скривившись от чересчур горячего чая, Кокосов отодвинул рукопись на край стола.
Рубашкин понимал, что его статья — не репортаж и не короткая информация, и Кокосову читать ее действительно незачем. Но без его одобрения, никто в редакции ее не возьмет.
— Давай поспорим, — вспомнив о фантастической азартности Виктора, предложил Рубашкин. — Если прочтешь первые две страницы, и материал не понравится, то я ставлю бутылку, а если статья пойдет — то ты.
— Так нечестно! Я ничем не рискую: ведь, если пойдет, то и двумя не обойдешься. Это ж будет твой первый «кирпич»[$], его обмыть положено, — засомневался Кокосов.
— Риск — благородное дело. Кто не рискует, тот с друзьями не пьет!
Кивнув, Кокосов взял рукопись. Не дочитав первой страницы, он схватил карандаш и что-то вычеркнул. Перевернув лист, он почиркал еще, и Рубашкин заметил, как изменилось его лицо.
— Все ясно, дальше не буду. Тебе крупно повезло. Сегодня Грачев дежурит, а Воронов куда-то отпросился, значит, есть шанс. Пошли скорей, — вскричал Кокосов и, схватив статью, выскочил из кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168