— силами и средствами УКГБ с привлечением партийно-комсомольского актива из числа проверенных лиц обеспечить расчленение (диверсификацию) ЛНФ с выделением из состава «фронта» мелких организаций и групп (в т. ч., контролируемых соответствующими подразделениями УКГБ), способствуя возникновению между ними антагонистических разногласий и конфликтов;
— провести широкую компанию в средствах массовой информации по разоблачению деструктивной деятельности ЛНФ, связей «фронта» с зарубежными антисоветскими центрами и разведорганами капстран.
Предлагаемые и иные мероприятия необходимо завершить до начала избирательной компании по выборам депутатов Верховного Совета РСФСР и местных Советов, т.е. до конца сего года".
* * *
Близилось к восьми, когда Волконицкий сделал последние пометки в подготовленных материалах.
— Завтра перепечатаем набело, и готово. Пожалуй, надо самому отвезти это Котову — подумал Волконицкий. Он был доволен результатом работы, но еще больше тем, что скрыл большую часть имевшихся у него сведений. — Кто владеет информацией, тот владеет миром. Только дурак сразу отдает все, что у него есть!
1.17. Ты, березка-зелена, что стоишь невесела?
Подъезжая к дому, Волконицкий почувствовал, как навалилась усталость. Последние дни выдались на редкость беспокойными, но, как будто, завершились успешно. Он вспомнил о подготовленном материале и порадовался собственной предусмотрительности. Конечно, Котов не удержит его в секрете, не сможет! И, в конце концов, имя автора всплывет, обязательно всплывет. Да, вот так и надо действовать. Скромно и незаметно, а в нужный момент проявиться, но не по собственной инициативе, а как бы случайно.
«Случайность есть непознанная закономерность, но эту закономерность еще надо создать», — подумал Волконицкий и представил, как достанет из холодильника чешское пиво и включит телевизор. Сегодня два матча: «Зенит» против киевского «Динамо» и «Арарат» с «Торпедо». Он еще не решил, что выбрать, но к пиву лучше взять соленый арахис и швейцарский сыр, а с вяленой рыбой слишком много возни!
Покой! После работы нужен покой. Все-таки хорошо, когда дома никого нет. Мама с Мишулей на даче, а Лариса опять куда-то улетела. Вообще-то у нее сегодня был резерв до восьми вечера, но днем позвонила, что ее вызвали на подмену. Секретарша не уточнила номер рейса, может, и к лучшему: скажет, что не знал, когда встречать.
А ведь как ему раньше это нравилось! За несколько часов до назначенного времени звонил диспетчеру, потом в службу полетов. Очень скоро его стали узнавать, казалось, сочувствовали, сообщая о задержке рейса. Он радовался, когда слышал казенную фразу: «расчетное время прилета столько-то часов и минут». Это значило, что через час-полтора он ее увидит. Поздно вечером дорога в Пулково была пустынной, а после поворота вдали загадочно высвечивалось здание аэропорта, похожее на огромный корабль, готовый к отплытию. И он, волнуясь, ждал, когда она выйдет из неприметной двери служебного выхода, как улыбнется, увидев его, и станет торопливо прощаться с подругами, а те с завистью посмотрят ей вслед. И сумасшедшая езда по ровному, как линейка Московскому проспекту, гул мотора и визг шин в ночной тишине города.
Да, он и не ждал, что все будет так хорошо, ведь, в сущности, женился по настоянию матери. Та в доме отдыха познакомилась с бабушкой Ларисы и все уши прожужжала про связи ее отца и дедушки, и как ему будет полезно войти в такую семью.
— Не век же ты будешь на своей гармошке, пора занять положение, а куда теперь без связей? Где найдешь лучше? — уговаривала мать.
В конце концов таки уломала Ларисину бабушку придти на ужин. Волконицкий, чтобы не было скучно, пригласил Никифорова с женой. Тот удивился — никогда прежде не был у Николая дома — но, услышав фамилию гостей, присвистнул от удивления: «А сам будет?»
— Вроде бы обещал, — соврал Николай, а, придя домой, коротко, как никогда не смел, велел матери: «Делай, что хочешь, но Василий Петрович должен быть. Обязательно!»
И Василий Петрович приехал, приехал в черной правительственной «Чайке» — таких было не больше пяти на весь Ленинград — приехал со всей семьей. Здороваясь, он взглянул на Николая мельком, но так цепко, что от внезапно ожегшего страха ухнуло сердце. Хорошо, что Никифоров тут же оттер его плечом и начал что-то быстро говорить.
— Что ж, бойся гостя стоячего, — не дослушав, сказал Василий Петрович. — Поторопимся, у меня всего полчаса.
Однако пробыл дольше, и время от времени Николай чувствовал на себе его оценивающий взгляд. Лариса сидела рядом и больше молчала. Разве что: «Спасибо. Нет, не надо. Пожалуйста». Мать все носилась в кухню и обратно, один Никифоров выглядел довольным и одну за другой поднимал рюмку. Потом вспомнили, что Николай должен спеть. Он отнекивался, но все же развернул аккордеон и заиграл любимую «По Дону гуляет казак молодой». Никто не ожидал, но со второго куплета Василий Петрович стал подпевать, а песню про ямщика они уже пели на два голоса. И как пели! У Василия Петровича был хороший слух и небольшой, но приятный тенорок. После Никифоров попросил сыграть «Артиллеристы, Сталин дал приказ!», и они пели уже втроем.
Когда подошло время пить чай от былой натянутости и следа не осталось. Хвалили пироги со смородиновым вареньем, про последний фильм, спорили, когда лучше ездить в Сочи — в августе или в сентябре. Только они с Ларисой не участвовали в разговорах, но на них не обращали внимания или делали вид. Николай видел, как довольна мать; она раскраснелась и, казалось, вот-вот расплачется от счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168