«… и комиссары в пыльных шлемах склонились молча надо мной!»
«Почему „молча“? И почему „надо мной“?» — подумал Волкницкий. Почувствовав, как начинает болеть голова, не вставая, открыл сейф. Выпив полную рюмку коньяка и закусив лимоном, он ощутил разлившееся по всему телу тепло и уверенность в своих силах.
«Пусть над другими склоняются, а надо мной — еще рано. Не дождетесь!» — решил он.
Проект выступления Гидаспова он перечитывать не стал: оно было слишком длинным — на двадцати с лишним страницах, проглядел только отдельно напечатанные тезисы, где заранее отчеркнул места, по которым собирался высказаться, если спросят его мнение.
Самая острая тема — это, конечно, отношение к неформалам. Руководители Обкома отстаивали полярные позиции. Одни, — среди них выделялись недавно назначенные секретари райкомов Белов из Смольнинского и Котов из Петроградского, — настаивали на решительном и бескомпромиссном осуждении демократов и открытой поддержке Объединенного фронта трудящихся. Другие, — их заводилой был секретарь горкома Ефимов, — осторожничали. Гидаспов пока не высказывался, видно, выжидал, чем кончатся споры.
Как и ожидал Волконицкий с этого вопроса и началось совещание.
— Кого стыдимся, от кого прячемся? — закричал Котов, едва дошли до обсуждения этого тезиса. — Почему не хотим признавать ОФТ? В ней наши люди — коммунисты и беспартийные, настоящие патриоты. Пора заявить об этом открыто, и ряды наших сторонников вырастут в тысячу раз.
Ему тут же возразил Воронцов: "ОФТ и так называемые демократы — идеологические антиподы. Первые близки, можно сказать — родственны, нам не только мировозренчески, но и по своей социальной базе. Лидеры демократов — наши враги, и объективно — враги всего советского народа. Но, если подвергнуть научному анализу их программы, — например, программу Ленинградского народного фронта, то окажется, что в них немало общего с линией КПСС на перестройку и гласность. Резко отмежевавшись и осудив демократов, тем более начав их подавлять с помощью правоохранительных органов, мы тем самым восстановим против себя тех, кто еще не понял, не разобрался в том, что официальные декларации ЛНФ и им подобных являются только ширмой, за которой враги нашего общества скрывают свое подлинное лицо и свои истинные преступные цели — шельмования социалистических идеалов и реставрация капитализма путем демонтажа Советской власти.
Воронцов говорил громко и размеренно, изредка поводя рукой вокруг себя.
«Завелся, будто на лекции перед студентами», — раздраженно подумал Волконицкий о своем начальнике.
— Не следует путать общественность, Алексей Васильевич. Хватит напускать туман. Люди ждут от Партии не наши абстрактные рассуждения, а конкретные указания: кто с кем и кто против кого, — вроде бы мягко прервал Воронцова Белов.
— Партия не может безоговорочно принимать…, — деликатно вступил в разговор Кузин.
— Хватит миндальничать! — закричал Котов, тут же сбился на тоненький фальцет но, откашлявшись, продолжил звенящим от злости голосом. — Комсомол угробили, в профсоюзах разброд, милиция из-под контроля выходит. Платформа областной организации КПСС, которую мы готовимся принять, — это платформа действия. Она и предполагает действия, а не сюсюкать с предателями и агентами иностранных разведок! Националисты и фашисты в Прибалтике совсем обнаглели. На Кавказе и в нашей Средней Азии кровь рекой! Дождемся, что и до нас докатится. Еще немного — армию потеряем! Скоро договоримся до того, что пора распускать КГБ? С кем вы тогда останетесь Алексей Васильевич?
— Кстати, как обстоят дела с контрмерами по линии Комитета? Ведь они нам кое-что обещали. Кто может сообщить? — ни к кому не обращаясь, спросил Ефимов.
— Николай Владимирович, вам слово, — дружелюбно улыбнулся Воронцов.
— По имеющимся у меня сведениям запланированные мероприятия временно приостановлены. Товарищи из Управления заверили, что ситуация остается под контролем, — осторожно ответил Волконицкий.
— Под чьим контролем? — вскочил со своего места Котов. — И что значит: «временно приостановлены»? До выборов всего месяц остался. Эти подонки давно должны сидеть в тюрьме, а они разгуливают на свободе и агитируют против Советской власти. Депутатскими мандатами прикрываются. Разве мы их не знаем? Собчаки, щелкановы и болдыревы туда же! А газеты с телевидением? Позор! Десять-двадцать мерзавцев под суд отдать — и все притихнут. А мы не хотим или не можем. Разве это по-ленински? Ленин умел затыкать горлопанам глотку.
Задохнувшись, Котов упал обратно на свой стул и гневно оглядел собравшихся.
— Полагаю, Виктор Михайлович правильно заостряет вопрос. Давайте, проинформируйте поподробнее, Николай Владимирович, — сказал Ефимов.
Волконицкому стало не по себе. Он, разумеется, знал, почему Сурков приказал заморозить операцию на самом разгоне, но говорить об этом было ни в коем случае нельзя. Все, что он скажет, будет через час известно в Большом Доме. Любое лишнее слово могло плохо кончиться.
— Более подробной информации не имею. В конце концов, я не офицер КГБ, — Волконицкий выдержал паузу и, вытянувшись в струнку, с нарочито серьезным лицом отчеканил: «Я солдат партии! Служу на том уровне, который мне доверен!»
На несколько секунд в комнате зависла напряженная тишина, но по мере того, как сказанное доходило до сознания, лица разглаживались. Первым улыбнулся Ефимов, следом за ним — остальные.
— Узнаю Колю-баяниста, каким он парнем был. Нам бы сейчас на комсомол такого! — сказал кто-то.
— Почему такого? Его и надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168