— На меня заказано, директор знает, — и он назвал свою фамилию.
Никогда Горлов не видел, чтобы не только лицо но и, казалось, весь человек менялись так быстро. Не больше секунды — и перед ним сияло искреннее радушие и гостеприимство.
— Геннадий Николаевич весь вечер ждал, прям таки извелся, через каждые десять минут выглядывал — не подъехали ли. Буквально полчаса назад ушел и строго-настрого наказал… Да, что ж я разболталась, идемте в номер, разденетесь, а тем временем ужинать накроем.
— Накрывай, Наташка, — крикнула она.
Номер оказался просто шикарным. Гостиная метров двадцать с импортным цветным телевизором и стильной румынской мебелью, в буфете блестел хрусталь. Через открытую дверь Горлов разглядел спальню с широкой, видимо, двуспальной, кроватью, а на столе стояли бутылка шампанского, вино и ваза с фруктами.
— Это вам, к приезду! — включив торшер, сказала администраторша. — Снимайте куртку — весь промокли — располагайтесь и спускайтесь. А я на кухню сбегаю, горячее организую. Ресторан уже закрыт, но повара еще там — после смены гуляют. Вам что лучше: телятинку отбивную, курочку или рыбное — утром форель завезли?
— Форель с телятинкой! Гулять — так гулять, — ответил Горлов, вспомнив, что с утра ничего не ел.
Оставшись один, он быстро принял душ. Вода была едва теплая, но усталость отошла. Перед уходом он засунул портфель с деньгами на дно сумки, а сверху положил пропотевшее белье.
«Авось, не стащат», — подумал Горлов, закрывая дверь на два оборота.
— Дурная моя голова, даже не познакомились, меня Таней зовут, а вас? — встретив Горлова у лестницы, она взяла его под руку и повела к бару. Таня успела причесаться, подкраситься, одеть другое платье, и выглядела хорошенькой. На вид ей было лет тридцать. — Здесь вы будете завтракать, а обед и ужин в ресторане или позвоните — вам все в номер принесут. Геннадий Николаевич распорядился — за счет администрации.
— По высшему разряду! — восхитился Горлов, подойдя к столу. На белоснежной скатерти были черная и красная икра, осетрина, горбуша, языки, твердокопченая колбаса, зелень, а от блюда с лавашом и хачапури еще шел пар.
— С дорожки — водочки? Экспортная, с винтом! — сказала Таня и потянулась к бутылке, но Горлов налил сам и, только выпив, почувствовал, как проголодался. После второй рюмки она раскраснелась и болтала без умолку о чем-то своем, он не слушал.
Когда принесли мясное, Горлов уже насытился, его разморило, хотелось спать так, что слипались глаза.
— Хватит! А то прямо здесь отключусь, — сказал он, отодвигая налитую рюмку.
— Не люблю пьяных мужиков, а слегка — очень даже. Веселее, — сказала Таня и придвинулась совсем близко. — Кофе будете? Наташка хорошо варит, если не мухлюет.
— А ты очень, очень, как бы сказать… Наш человек! — сказал Горлов и выпил до дна.
Кофе оказался действительно хорошим, и от него прояснилось. Он достал бумажник, но Таня замахала руками и стала объяснять, что все уже оплачено.
«Ну и черт с ними, пусть платят, если хотят», — подумал Горлов, поднимаясь по лестнице. Он не мог вспомнить звал ли ее с собой, или она сама пошла. Добравшись до кровати, он уснул, едва укрывшись одеялом, хрустящим от свежести белья. Потом почувствовал прохладу женского тела, шелковистого и мягкого.
— Опять горячую отключили, пришлось холодной споласкиваться, — прошептала Таня. Целуя его, она спускалась все ниже, он вскрикнул от неожиданно острого ощущения и опрокинул ее на спину.
Она обнимала мягко и податливо следовала за его ритмом. Под конец всхлипнула: «Ой, мамочка!», и вслед за освобождением он провалился в глубокий и ясный сон.
* * *
— Ну и дура! Даже паспорта не спросила, а теперь, конечно, неудобно. Гость, ясное дело, и есть гость, да разве я говорил, что регистрировать не надо? Ну, чего молчишь, глазищи таращишь? И когда ты головой будешь думать, а не передком после? Думаешь, не знаю, что ты его уже закувыркала? — выговаривал Геннадий Николаевич подчиненную.
— Виновата, хотела вам угодить! Простите, Геннадий Николаевич! -оправдывалась Таня. — Что хотите сделаю, только не выгоняйте.
— А если милиция спросит — что будем делать? Кто ответит?
— Да кто спросит? Участковый — нашей Верки брат, я с ним вмиг улажу.
— Мигом не отделаешься, он мужик здоровый.
— Не волнуйтесь, Геннадий Николаевич, я послезавтра внеочередь выйду, сама у него паспорт спрошу и все сделаю, комар носа не подточит.
— До послезавтра еще дожить надо, а у нас человек живет не прописанным.
— Он же ученый, Геннадий Николаевич, вовсе не из этих… Ну, про которых сообщать надо.
— Видали мы таких ученых! Так тебя затрахал, что синячищи под глазами в полщеки. Иди, на себя в зеркало посмотри, бесстыжая! — махнул рукой директор.
На свое место Геннадий Николаевич попал после выхода на пенсию — друзья помогли устроиться. Последние десять лет он служил на Севере в службе охраны режимных объектов. Переписывал бумажки, собирал донесения и рапорты — работа тихая и спокойная, выслуга — с тройным зачетом, не то, что в столицах. Нынешняя работа была намного хлопотливей, требовала постоянной настороженности и внимания, а, самое главное, — понимания, кому надо услужить, кому помочь, а кого отфутболить, чтобы дорогу забыли. Директор гостиницы был нужным человеком, нужнее многих начальников в Москве и заработки у него соответствовали его уровню. Хотя, приходилось делиться. Иногда Геннадий Николаевич подсчитывал отстегнутые «наверх» деньги и горестно вздыхал: если бы не надобность делиться, его двухэтажный кирпичный дом был бы давно достроен. Но с другой стороны понимал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168