— В Репино, Володя! — велел Горлов водителю и, предупреждая его недовольство, объяснил: «Там и пообедаем… вместе с ужином».
— Ты меня вспоминал? — тихо спросила Лариса.
— Пожалуй, не часто, — подумав, признался Горлов. — Правда, иногда очень хотелось позвонить, но стеснялся тревожить твою подружку. В эти дни столько всего навалилось — самая настоящая круговерть. Если бы меня спросили, что я больше всего хочу…
— Я тоже, — сказала Лариса и, потянувшись, поцеловала его в щеку.
— Вовсе не это. Больше всего я хочу выспаться. За четыре дня, что мы не виделись, вряд ли наберется часов двенадцать…
— Что же ты делал? Впечатление такое, будто готовишь конкурс красоты, — сейчас это модно, — столько девушек у себя собрал.
— Вовсе нет! — засмеялся Горлов. — Это я твою диагностику отрабатываю. А все девушки, которых ты видела — это телеграфистки. Приезжают со всего города и, не поверишь, совершенно бесплатно.
— Какая связь? — удивилась Лариса.
— Когда ты мне рассказала, я сперва не знал, что делать и кого просить. А потом вспомнил про Рубашкина — он столько всякого народа знает…
— Это который раньше у тебя работал, из-за него тебя хотели посадить?
— Тот самый. Он все бросил и пошел в журналисты. Правда, не очень у него получается, хотя делает вид, что все в порядке. При этом Петя просто сдвинулся на борьбе за демократию, про коммунистов заговоришь, он трястись начинает, и не остановить. В общем у него много всяких знакомых, в самых неожиданных местах. Я и попросил его помочь. Он мне в тот же вечер позвонил, что его приятель все устроит. Так все и получилось. Однако приятель тоже оказался демократом, какая-то шишка в их Народном фронте. Слышала про такой?
— Конечно! Дома только и слышно: «лэ-нэ-фэ такой, лэ-нэ-фэ сякой». Впечатление, что в этом «эл-эн-фе» сплошные шпионы и враги народа, поголовно все!
— Так, этот приятель хочет стать депутатом Ленсовета и попросил помочь в агитации. Отказаться невозможно. Но как помочь, он и сам не знает. До выборов меньше двух недель осталось! Я конечно посадил всех, кто под руку попался за пишущие машинки. Картина еще та: входишь в лабораторию, а там, будто из пулеметов стреляют — листовки печатают! Однажды тип из парткома завалился: дескать, что это тут делается? К счастью никто не подвел. Ответили, что срочно готовят секретные документы и без спецразрешения ничего ему не покажут. Тот, хоть и подозревал что-то, но ушел несолоно хлебавши. День потрудились: вижу, что ничего не выходит. Одна закладка — это пять-шесть листовок, на печать уходит минут сорок, а машинок мало. И тут мне одна сотрудница напомнила про новый телетайп с памятью на один килобайт. Нажмешь две кнопки — он тут же выплевывает четверть страницы. Я позвонил Рубашкину, он переписал свои воззвания до нужного размера, и я ему к вечеру целый чемодан привез — хоть печку ими топи.
— Ты очень долго рассказываешь, а мне нужно знать, зачем у тебя столько девиц. Там есть очень красивые, — сказала Лариса.
— Я же подробно рассказываю! — воскликнул Горлов. — Иначе не поймешь.
— Я, между прочим, стала очень ревнивая. Раньше такого не было, я вообще не знала, что такое ревность. Однажды представила, что ты с другой, и — красные круги перед глазами. Захотелось что-нибудь расколотить или ударить…
— Рубашкин посмотрел и сказал: «Мало! Этого на полквартала не хватит». Стали думать, где бы еще один такой телетайп оседлать. И тут я вспомнил, как мы этот аппарат из Минпромсвязи выбивали. Пришлось чуть ли не через ВПК заявку пробивать, потому что у связистов горел план по внедрению новой техники. Короче, оказалось, что нужные телетайпы есть почти на каждой почте — на них телеграммы принимают. Когда я это рассказал, Петя так обрадовался, что самую последнюю бутылку достал, и мы на радостях выпили. У него, оказывается, несколько девушек-телеграфисток листовки печатали. Он их тут же вызвал, все объяснил, а они — своим подружкам. На следующую ночь полсотни телетайпов на нас заработала, а еще через день наступил полный обвал. Желающие помочь повалили толпами. Мы уже несколько пунктов в разных концах города организовали. У меня — только Петроградский и Василеостровский районы. Сейчас готовим списки, чтобы в ночь перед голосованием в каждую квартиру принесут короткую телеграмму. Что-нибудь вроде: «Голосуйте за кандидата Народного фронта Тяпкина Ивана Ивановича! Долой партноменклатуру!». Технически это сложно, но я уже придумал, как все организовать. Настоящих почтальонов, конечно, не хватит, но вместо них пойдут агитаторы. Самое трудное, чтобы в нужную ночь на телеграфах дежурили наши девочки…
— Итак, почта и телеграф уже в наших руках. Осталось взять мосты с вокзалами, и ты, как Ленин в девятьсот семнадцатом, захватишь власть! Каким будет первый декрет? — смеясь спросила Лариса.
— А какой бы ты хотела?
— Всех одеть, обуть, накормить, и каждому — по отдельной квартире. И самый главный — о любви! Чтобы все любили всех, как у Окуджавы: «Давайте, говорить друг другу комплименты! Тем более. что жизнь короткая такая…» — кажется так?
— Ты — хороший политик! Именно это и обещают демократы. Армию распустим, оружие разломаем на лом и продадим, а выручку распределим поровну — по тысяче долларов на каждого гражданина плюс квартира или дом, если в сельской местности. Тем, кто помогает, — в первую очередь или вообще без очереди.
— Ты так увлеченно обо всем рассказываешь, будто и сам стал демократом… — сказала Лариса.
— Честно говоря, не нравится мне эта публика. Эти ребята чем-то похожи на лакеев, рвущихся к барскому столу. У большинства за душой — круглый ноль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168