Пусть же вечно будешь ты прекрасной, пусть же вечно… Тьфу, забыл! Ну и черт с ним, и так все ясно…
— Подождите, я с вами, — сказала Лариса, налив себе еще вина.
— Это настоящее «Шабли», мне фирмачи из Франции ящик доставили на пробу, — пояснил Никифоров.
Вино было прохладным, с чуть ощутимой кислинкой.
— Похоже на наше, грузинское, название забыла, — маленькими глотками выпив до дна, сказала Лариса.
— Севрюжинкой закуси, очень хорошая севрюжина. К водочке хороша с хреном, а к этому — без всего, чтобы рыбью нежность не испортить, — неприятно причмокнув, сказал Никифоров.
— Вы тут без меня, я пойду чай поставлю, — поднимаясь, сказала Лариса.
— В холодильнике — торт и пирожные. Успели в «Астории» заказать. Смотри, не копайся. Недолго! — сказал вслед ей Волконицкий.
Заглянув в зеркало, Лариса заметила, что на щеках выступил румянец, а головная боль совсем прошла. Она попудрила лицо и решила остаться в форменном костюме. Переодеваться на час-полтора очень не хотелось. Вдруг она вспомнила Горлова, как он целовал ее, и стало жарко. Но мысль была мимолетной, как облачко от пульверизатора и тут же забылась.
На кухне уже все было приготовлено: чайные приборы стояли на подносе, торт и пирожные в холодильнике были выложены на блюда, даже заварка была засыпана в фарфоровый чайник — оставалось только залить ее кипятком.
«Все же повезло мне со свекровью, хоть и стерва», — думала Лариса, поджидая, пока закипит вода. — А я? Еще та стервочка! Ребенка бросаю на недели, мужу изменяю и хоть бы что, еще хочется.
От последнего она хихикнула вслух, признавшись себе, что да, очень хочется, будто почувствовала на себе руки Бориса.
«Все-таки он смешной и очень хороший, но лучше не испытывать судьбу», -наконец решила она и вдруг почувствовала, что ее сгибают сзади и наклоняют лицом к столу.
— Давай, давай же, — хрипел Никифоров, пытаясь задрать юбку. — Бросай своего к черту! Что хочешь — все будет! Все для тебя сделаю. Ну давай же!
От неожиданности пропал голос, она извивалась, пробуя выскользнуть. Наконец она развернулась лицом к нему, и он, больно выкручивая ей руки, впился ртом в ее губы. Она могла только стонать, не в силах пошевелиться, слыша, как трещит ткань кителя и стукнулась о пол оторванная пуговица. Вдруг одна рука освободилась, Лариса нашарила что-то за спиной и, не глядя ударила Никифорова. Тот отшатнулся, обеими руками схватившись за лицо.
Лариса не смогла удержать истерического смеха — она влепила Никифорову тарелкой с пирожными, и теперь разноцветный крем облепил ему всю голову и стекал на плечи и рубашку.
— Вам бы в ванной помыться не мешает, Роман Павлович, — мстительно улыбаясь, сказала Лариса. — Потерпите, я Николая позову, он поможет.
— Что ты наделала, дура? Совсем из рук выбилась, не соображаешь, что натворила? — Николай отвел Никифорова в ванну, и еле сдерживался, чтобы не разбудить мать.
— Он… он меня чуть не изнасиловал, — чувствуя, как подступают слезы, объяснила Лариса.
— Подумаешь, принцесса на горошине, ее и полапать нельзя. Выпили ведь, чего не бывает?
— Пусть других лапает, комсомолок своих, если взбредет, а меня нельзя! — слезы катились градом, она не замечала, что кричит на мужа.
— Помолчала бы! У других — жены, как жены, а я из-за тебя вторую пятилетку выше завсектором не расту.
— Вот и поищи другую, ее под весь Обком и подкладывай, если сам не можешь! И руки у тебя гадкие и скользкие, скользкие! Ненавижу! — не помня себя, кричала Лариса, и, выбежав в прихожую, судорожно, рывками натягивала пальто.
Только выбежав во двор и провалившись в снег, она заметила, что не переодела туфельки на тонком каблуке, но даже не подумала вернуться. К счастью такси подвернулось почти сразу, но она успела продрогнуть и ее била дрожь, может быть от волнений.
— В Авиагородок! — сказала она, едва тронулись.
— Полтинник! — категорически сказал шофер, и Лариса поняла, что спорить бесполезно.
— Сорок! — сказала она, отыскав в сумке только сорок шесть рублей с мелочью. — Или выйду и пешком дойду!
— Ладно! Зарядим побольше, получим, сколько надо, — неожиданно согласился таксист. — Тебе выпить нужно, давай налью — полегчает. Да, не бойся, лишнего не возьму. Вижу, у тебя — штопор, не впротык что-то. Должны же мы помогать и за просто так!
— Спасибо! — поблагодарила Лариса. На ближайшем перекрестке шофер достал из-под сиденья покрытую стаканом уже начатую бутылку и отлил на три пальца: «Больше не следует, а столько — в самый раз!»
Она не ощутила вкуса, но через минуту согрелась, и снова захотелось плакать. Слезы лились как бы сами собой, почти забылась главная причина, остался только жуткий страх увидеть и слушать какой-то свистящий крик мужа.
— Ненавижу! Он, как слизь, и всегда ненавидела! — твердила она про себя и било холодом, когда вспоминала про Мишу и думала, как быть с ним.
Она вышла у предполетного профилактория и вошла в вестибюль. Там никого не было, и Лариса села ждать в кресло у окна. На улице было темно и сыро от луж и таящего снега. Изредка взрывался ревом моторов близкий аэродром, а потом наступала тишина.
Ей стало горько и одиноко, как никогда не было. Подойдя к стойке, Лариса вытянула к себе телефонный аппарат и, торопясь, не раздумывая, набрала выученный наизусть номер. Щелкнуло после третьего гудка, она сперва не узнала его голос.
— Это ты, Боря? — на всякий случай спросила она, и услышав ответ, чуть не разревелась.
Боренька! Это я… я давно собиралась, но было все никак. Нет, все было не так. Но я тебя так люблю, ты даже не представляешь, — стараясь не всхлипывать, прошептала она и медленно положила трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168