Смешно! Всех, понимаешь, возмутил. Ты же грамотный заключенный, а рассуждаешь, будто мистик. Уведи шарлатана, Сироткин, с моих глаз! И уберите труп.
– Куда прикажете, товарищ полковник?
– Попа – в зону. Труп, естественно, в столовую.
Он засмеялся, однако, повернувшись к Упорову, точно бритвой обрезал смех и даже приятные запахи, с которыми появился в камере:
– Твое будущее зависит от желания сказать мне правду. Не все бандиты отнесутся к тебе, как Рассветов. Понял?!
Упоров промолчал, казалось – он полностью согласен с тем, что говорит начальник отдела по борьбе с бандитизмом, или просто не в состоянии подыскать нужные слова.
Морабели отбросил полу кожаного пальто немного картинным жестом и вынул из кармана галифе белоснежный носовой платок. Вытер шею под стоячим воротником кителя, улыбнулся, хотя луповатые. глаза были полны черного гнева.
– Молчишь? Молчи – молчи. Ломай из себя блатюка, но помни: когда воры узнают, что ты их вложил…
Заключенный с отчетливостью, проясненной бордовой вспышкой, представил последствия замысла Важи Спиридоновича, но сохранил видимое спокойствие.
– …станешь Виолеттой или Лизой. Ха – ха! Красивое имя для моряка. Не правда ли?! Только потом тебя расстреляют…
Полковник запахнул пальто и, продолжая улыбаться собственному остроумию, вышел из камеры. Холодный пот выступил на лбу заключенного, но он подумал, чтобы уберечься от хлынувшего в сердце отчаянья: «Плохо шутит гражданин начальник…»
Следователь сорвался на шестом допросе. Полетела слюна на желтые листки протокола, а щеки запрыгали двумя розовыми мячиками, и капитан Скачков потерял вкрадчивое обаяние.
– Вы сами ведете себя к высшей мере. У меня нет сил бороться с вашим упрямством. Пусть его оценит советский суд!
– Пусть, – согласился Упоров. – Мне, гражданин начальник, все равно.
– А мне не все равно! – пыхтел обиженный следователь. – Они профессионалы – негодяи, ты – их жертва. Ты же протестовал в душе, когда на твоих глазах совершались кровавые преступления. Не прячься, Вадим!
Скачков подкинул на ладони листок протокола.
– На тебя вина легче пуха. Я-то знаю. В этом кабинете побывал не один самоубийца. Одно дело – мои знания, другое суд. Он оценивает только факты, добытые в ходе следствия. Пошевели мозгами. Ты – оконечность жизни. Уйдешь по глупости и уже не вернешься. Отменить приведенный в исполнение приговор не может никакое запоздалое раскаянье. Поэтому говорю правду сейчас!
Подследственный поднял глаза: в них застыло отчаянье.
– Пишите вес, что считаете нужным. Подпишу!
Капитан откинулся на спинку стула, вытянул под столом коротенькие ножки, стал похож на обманутого жизнью мальчишку из зажиточной семьи.
– Ты – самоубийца, Вадим…
– Так подпишу же, гражданин следователь.
– Что ж, пройдем еще раз всю цепь вместе. К побегу вас склонил Михаил Колос?
– Было дело.
– Бежите через водовод. При убийстве Стадника не присутствовали?
– Боже упаси! Я ж его уважал…
– Солдата и старшину из опергруппы…
– Пельмень застрелил. Дайте очную ставку: в глаза скажу.
– Кто был за рулем в машине?
– Миша. Он по глупости залетел, и я вместе с ним.
– Далее…
– Ночью разделились. Они своей дорогой, а мы с Малининым – своей. Михаила с собой звал.
– Кто ударил часового?
– Я.
– Стоп! Часовой на Малинина показал.
– Я ударил, гражданин начальник. Чо темнить, если виноват?
– Зачем стреляли по солдатам? Почему не сдались?
– Перепугался. Пальнул пару раз в небо – и дёру.
– Каким образом вы оказались в сарае Камышина? Вы с ним знакомы?
«Вот так номер! – мелькнуло в голове. – Девчонка-то – Камыша племянница».
– Куда смог, туда и нырнул. Ваши-то на хвосте висели. Пощады от них, после того как Пельмень двух кончал, не ждал…
– Значит, Камышина вы не знаете?
– Откуда мне вольных знать – первый раз бегу.
– Выясним. – Скачков поднялся, весьма загадочный, крикнул в полуоткрытую дверь: – Дежурный!
Вместо дежурного вошел Морабели, снимая на ходу перчатки, а немного погодя дежурный внес два стула.
– Лицом к стене! – приказал срывающимся голосом Скачков.
За спиной посуетились, скрипнул стул, раздался знакомый, вызывающий уважение голос:
– Благодарствую!
Послышался хруст, должно быть, то хрустел пальцами нервозный Скачков. Он сказал об ответственности за дачу ложных показаний. Пошмыгал носом, после чего спросил визгливо:
– Вы знаете этого человека?!
Вызванный для опознания иронически хмыкнул:
– С затылка не каждого родного опознаешь.
– Повернитесь, Упоров!
Заключенный выполнил распоряжение и встретился глазами с равнодушным взглядом Камышина. Лицо белогвардейца изменилось до неузнаваемости. Оно порозовело, морщины расправились, пушистая борода осанисто расположилась на сиреневой байковой рубахе, придав всему облику опознавателя благообразный вид. Камышин смотрел как бы с портрета, сделанного хорошим фотографом в начале века.
Чуть погодя глаза, подернутые тенью внутреннего недоумения, сощурились, чтобы внимательней рассмотреть исхудавшего зэка. Заключенный и вправду разволновался: не ошибся ли, может, кто другой принимал от них тяжелые мешки с грузом, так заинтересовавшие полковника Морабели?!
– Чужой. Таких не знаем, – пробасил Камышин, перестав разглядывать Упорова.
– А вы, гражданин Упоров, знаете сидящего?
– Уж такую бандитскую рожу запомнил бы.
– Товарищ следователь, оградите от оскорблений, – попросил, не меняя выражения равнодушного лица, Камышин.
– Прекратите лишние разговоры, Упоров! Вы, Камышин, объясните нам: каким образом он попал именно в ваш сарай?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150