– За мою масть, хозяин, можешь спытать у Заики. И придержи язык, пока он у тебя во рту, а не в моем кармане!
Один из играющих захлопнул в ладонь три карты, сощурившись, поглядел вниз.
– Ба-ба-батеньки, никак Каштанка?! Говорили, тебя в замок устроили, поближе к врагам народа.
– Рылом не вышел для замка. Вчера мы слиняли с той командировки. Этот каторжанин… – Федор Опенкин положил руку на плечо Упорова, – почти два года пролежал в сейфе.
– Надо же! – Заика сделал удивленные глаза. – Из воров?
Федор вздохнул, развел руками, избегая глядеть на своего сокандальника и одновременно изображая разбитой рожей высшую степень огорчения:
– Увы, мастью не вышел: он – политический.
– Может быть, сын Зиновьева или этого, как его, ну…
– Можешь не продолжать! Каштанку с сукой в одни кандалы не закуют! Где наше место?
– О чем ты спрашиваешь, Федя?! – огорчился тот, кто только что пытал их за масть. – На верхних нарах.
Они легли рядом, расстелив на неструганые доски телогрейки. Заика сбросил карты и вытащил из-под телогрейки кусок хлеба:
– На, Федя, подкрепись с дороги.
Опенкин подмигнул Вадиму заплывшим глазом, разломил хлеб на две половины:
– Я же говорил тебе, Вадим, плохих воров не бывает. Чо играешь, Заика?
– Чу-увствую – голый васер.
– А с кем садился и зачем?
– Вором назвался.
Они разговаривали между собой в полный голос, так, словно их беседа не касалась сидящего напротив Заики крепкого, но какого-то суетливого, не но ситуации разговорчивого зэка.
Между тем игра подходила к концу. Тот, кто играл с Заикой, смахивал трясущейся ладонью капельки желтого пота со лба, хотя в камере было совсем не жарко, и говорил, пытаясь разрядить обстановку и размягчить сурового партнера:
– Фарту нынче нема, а на Широком я усю зону обыграл…
– Ты тогда богатый, – ехидничал большой зэк с бабочкой на щеке.
– Та не, при мне оно все. Но оно есть, можете не сомневаться. Вор вору должен верить…
– Почему тогда Седому не поверил? Телогрейку с него сдернул. Через тебя он легкие застудил. Помер через тебя…
– Чо ты буровишь?! – вскинулся потный зэк. – Он мне свой гнидник законно засадил! При свидетелях!
– Шпиляй-шпиляй – не отвлекайся! – посоветовал тихий, как осенняя морось, голос от самой стены камеры. – Карты слов не любят.
– Ой! – обрадовался Каштанка. – Есиф Палыч, не ожидал вас видеть,
– Здравствуй, Федя, – прошептал тот же голос от стены. – Не ходи меня обнять: у меня – насморк. Еще с Одессы. Когда менты везли нас в открытой пролетке.
– Когда ж это случилось, Есиф Палыч?
– Девять лет назад. В Одессе самый стойкий насморк и самый поганый мент. Они ловят даже стариков, немощных пенсионеров карманной тяги. За свою долгую жизнь я вытянул не меньше миллиона, а лежу на одних парах с бездельниками или такими, как этот…
Есиф Палыч что-то разглядел в игре и поменял голос:
– Эй, как вас там?! Пузырь! Бросайте бой! Ваши не пляшут!
– Помолчи, пархатый! – закричал громче, чем следовало кричать в таких случаях, потный зэк, обнажив крепкие зубы. – Это наша игра! Верно, Заика?
– Верно, – подтвердил Заика, тихо прибавил: – Расчет. И не грубите старшим…
– Чо он в карты лукается?!
– Расчет, – повторил тверже Заика, при этом его светло-голубые глаза омрачились вспыхнувшей злобой. – Был договор…
– Куда спешить?! Не последний день сидим. Вор вору должон…
– Вор фуфло не играет. Ежели он, конечно, настоящий вор, а не… – Есиф Палыч сделал паузу, Пузырь напряженно скосил глаза в его сторону и затаил дыхание, – церковный… Клюквенник… поганый!
Есиф Палыч закончил фразу, и вся камера глянула в сторону Пузыря с презрительным неодобрением. Даже узбек на параше покачал седой головой.
– Брешет жид, – отодвигаясь от Заики, пролепетал потный зэк. – Вот вам крест – неправда!
Он действительно перекрестился. Только это никого не убедило.
– Чем платить, у меня есть. Думал, в одну камеру сховают, сунул ему гроши…
– Как кличут твоего подельника?
– Ципой. Из честных он…
– Он из тех же, что и ты, Пузырь, – безжалостно наседал Есиф Палыч. – А церковный вор, сам понимаешь, хуже мента. И еще…
– Не тебе, щипачу пархатому, за мою масть судить!
– И еще, – как ни в чем не бывало продолжил Есиф Палыч. – Ципа – бандит. Он был штопорилой до тех пор, пока ты не предложил ему грабить храмы. Такой грех! Такой грех! Вас надо резать в колыбели…
– Расчет! – уже не скрывал угрозы Заика. Рука его нырнула за борт бушлата и вернулась с широкой турецкой бритвой.
– Не психуй, Аркаша! – отпрянул Пузырь. – Мышь врет. Зараз у Кенаря спытай за меня. Спрячь перо! На вора руку поднимаешь.
– Кенаря зарезали суки. Ты же знаешь…
– Ашот! – коротко позвал Есиф Палыч. Так окликают послушных псов.
– Не надоть, мужики! – Пузырь толкнул в живот Заику, сиганул с пар. Он приземлился на бок. Вскочил.
Но сверху на него тяжелым кулем свалился тот – с бабочкой на щеке. Сцепившись, они покатились по грязному полу. Проигравший полз, волоча на себе уже двух зэков. Свинцовые вены на шее вздулись, и ногти ломались, царапая грязный пол камеры. Подскочил дерганый кавказец, ударил ползущего каблуком по затылку.
Двое других затянули на его горле полотенце и, приподняв, треснули лбом об пол.
– Что они делают?!
Упоров попытался вскочить, однако тут же в бок уперлось острие ножа.
– Без шорохов, дружочек! – посоветовал невзрачный тип с синими губами залежалого покойника. – Слышь, Каштанка, уйми своего кента: он двигает лишка…
– Ну, шо ты, Вадик, – укоризненно покачал головой Опенкин. – Это церковный вор, к тому же бандит по совместительству. С таким букетом болезней в зоне долго не живут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150