– Ты меня знаешь, Никанор…
– Мне нужен Вэн! – Дьяк был тверд и собран, будто сам намеревался привести приговор в исполнение.
– Джиоев Николай Николаевич! Номер 467-й!
Напряжение возрастало. По цепи, к надежным людям, передавались ножи, карты, деньги, ханка (наркотики), ксивы. Упорова кто-то осторожно подвинул влево, протек мимо него с удивительной пластикой ночного хищника, не причинив беспокойства телу, но оставив ощущение тайной готовности. Мышцы на спине человека вяло переливались под свитером, как разомлевшие на солнце змеи, и руки висели, обессиленные полной свободой. Вадим не видел лица человека, но почти не сомневался – оно было спокойно. Скрытая стихия взрыва была надежно укрыта надмирностью покоренных страстей.
И все-таки… убийца. Для опознания не потребовалось даже раздвоенности: факт установила душа. Потом он повернулся в профиль.
Это был китаец с заметной примесью белого человека. То обстоятельство, что перед ним стоял полукровок, вдруг разбудило в Упорове ощущение раздвоенности крови. Сам того не желая, он вдруг разделился, как будто по его венам заструились две самостоятельные крови, касаясь друг дружку мокрыми боками, обтекая и сглаживая внутреннее раздражение с заботливой предупредительностью.
"Раз они еще не задушились от противоречий, значит дело не в них, – подумал он. – Но чья же кровь ведет китайца? Тьфу ты! Сам сказал – дело не в крови!
Должно быть, существует вирус, которым люди заражают друг друга для злых целей. Или свеча? От Бога не родится злое. Нами правит Сатана! Им, тобой, Россией…"
– Что ты дрожишь? – спросил Верзилов.
– Простыл…
…Обыск шел быстро и четко. С каждым выкриком Подлипова угрюмый строй становился полнее. Дьяк повернулся к Вэну, тот вежливо опустил голову. Старый волк вздохнул, прощаясь. Возможно, он сожалел об им же задуманном, только приговор не подлежал обжалованию. Китаец был острием приговора…
– Седов Егор Исаевич!
Седой сунул нож в чью-то раскрытую ладонь, пошел с опущенной головой между рядами зэков на обыск к старшине Сивцову. Подошел и стал между ним и Подлиповым так, что Сивцову пришлось сделать к нему лишний шаг.
– Лямин Сергей Тимофеевич!
Лялька повторил тот же маневр, и опять на это не обратили внимания.
– Ван Дучен!
Жорка сказал:
– Прощай, Вэн!
Тот не ответил и вышел из строя семенящей походкой, сохраняя на бледном лице доброжелательную полуулыбку.
– Руки за голову, ходя! – скомандовал Сивцов.
Зэк послушно вскинул руки. Ладони его почти коснулись ровного затылка, но, оказавшись со следующим шагом на одной линии с Подлиповым, он вдруг сжался в плотный, ощутимый упругий клубок, из которого метнулась рука, сжимающая рукоятку плоского сапожного ножа.
– И-й-а!
Дикий крик собрал все взгляды на плацу. Очумевший охранник завороженно проводил глазами исчезнувший в животе Подлипова нож.
– И-й-а!
Нож появился весь в крови, снова окунулся в живот Подлипову чуть выше ремня. Тогда вологодский очнулся, нажал на спуск автомата.
Очередь прошила косой строчкой спину Вэна. Ойкнул и сел на колени поймавший шальную пулю старый вор по кличке Костяной. Вэн упал плашмя, так и не разжав ладони, сжимавшей плоский сапожный нож.
– Конвой! – сохраняя спокойствие, распорядился Оскоцкий. – Открывать огонь при малейшем неповиновении. Эти мерзавцы другого не заслуживают!
Колонны стояли в немом напряжении. Только раненый шальной пулей зэк крутился по земле со сдержанным стоном.
Полковник Губарь прошел сквозь строй автоматчиков, наклонился и приложил два пальца к виску Подлипова.
– Унести! Он мертв…
Поднял с земли картонную папку со списками, вынул из кармана авторучку с золотым пером, что-то старательно зачеркнул, расписался.
Упорову показалось – полковник взглянул в его сторону. Но это был мимолетный, скорее всего, случайный взгляд расстроенного человека. Папка тут же оказалась в руках дежурного капитана со слезящимися глазами и коротким, будто срезанным нечаянным взмахом бритвы, носом.
– Скворцов Иван Иванович! – выкрикнул бодрым голосом капитан.
Согнутый радикулитом московский карманник выходит из строя, безуспешно пытаясь прислонить руку к затылку. Наконец говорит с одышкой:
– Не могу, гражданин начальник. Грабка не поднимается.
Он уже обыскан, и Сивцов, огорченный неудачей, кричит:
– Пошел на место!
Тихо, безучастно, перекошенный на правый бок, зэк проходит мимо читающего список капитана.
– И – я! – раздается из строя чей-то истошный крик.
Капитан шарахается в сторону от зэка, и хохот сотрясает наладившуюся было после убийства Подлипова тишину осеннего дня.
Испугавшийся капитан Скворцов поднял оброненные листки, покрутив у виска гибким пальцем, произнес с укоризной:
– Стыдно, граждане бандиты!
Упоров никак не обозначил своего отношения к событию, успев под шумок оглянуться на ближайшее окружение. Оно поменялось. Но он угадывал – тот, кому поручена его жизнь, стоит за спиной. Воры знают, с кем имеют дело, а потому будут действовать наверняка. Он снял шапку, вытер подкладкой лицо, выронил шапку на землю. Прием был прост. Зато наклонившись, чтобы поднять шапку, Вадим увидел за спиной татарина из третьего барака, который стоял, отступив на нужную дистанцию и пряча ладонь в засаленный рукав вельветки.
Упоров резко повернулся, поглядел в прищуренные глаза татарина. Тот и ухом не повел, только спросил улыбаясь:
– Что, Вадим, блохи беспокоят?
– От тебя ничего другого не перескочит. Встань вперед!
– Ты не больно хипишуй, Фартовый! – шепотом предупредил зэк.
– Встань, не то отломится!
Ключик ухватил татарина за руку, в которой должен был находиться нож, и приставил к боку кусок заточенной скобы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150