Вода прекратила течь. Остался ее прошлый след, – былое русло, сохранившее прохладу исчезнувшего ручейка.
– Где болит, Вадим? – спросил Лысый, перестав хлопать по щекам.
– Уже нигде. Прошло… Сильно кричал?
– Ха! – подпрыгнул Гнус, расстегнул верхнюю пуговицу хозяйской серой рубахи. – Думал – кастрируют тебя суки, или американцы пришли. Ты глянь – весь барак на ногах.
– Гнус врет. Ты хрипел. Как в петле.
– Болезнь выходит, – уверенно поставил диагноз однорукий Лука. – Она, недолеченная, всегда так проявляется. Или молча – в ящик. Давай спать ребята. – Его уже потащило в сонник.
– Раз зараза вышла – сном надо оздоровляться еще выпить можно.
– Придурок! Водка хуже отравы при такой-то болезни.
Спать ему, однако, не пришлось. За час до подъема приперся Голос. Соломон Маркович поведал шепотом что всю ночь готовил отчет по изменению хозяйственной структуры производственных зон.
– Они рассуждают о социалистическом соревновании, Вадик! – он схватил в руки голову, – Инженеры, образованные люди, встают и на полном серьезе убеждают друг друга во всемогущей силе этого бреда. Воры скоро уходят. Печальный факт. Меня оставляют в зоне. Какой я вор?! Смешно!
Но не смеялся, а только водил по стенам сушилки, куда они пришли для разговора, испуганными глазами.
Вадим слушал его, отчетливо представляя – Голос появился неспроста.
– Когда экономисты начинают придумывать фокусы с этим самым соцсоревнованием…
– Насколько мне известно – его придумал Ленин…
– А что, ваш Ленин когда-нибудь в жизни работал?! – взвизгнул Голос и тут же стушевался, прикрыв ладонью мокрый рот. – Это, по их мнению, – экономический рычаг и элемент демократизации лагерной системы. Тупорылые стратеги! Вас там тоже имели в виду. Хотите совет, Вадим?
Упоров кивнул, даже не взглянув на возбужденного Соломона Марковича. Он пытался определить свое место в этих изменениях, но странное дело: все менялось, оставаясь неизменным. Голос говорил:
– Повторяйте то, чему учат они, но делайте все наоборот, и вас заметят. Эти люди выросли на почве демагогического безделия, однако золото с них требуют те, кто рангом выше, и, следовательно, они нуждаются в чьем-то реальном труде. Такой труд организуете вы.
Кто– то за стеной громко испортил воздух. Соломон Маркович вздрогнул:
– Господи! Всегда кажется – стреляют по мне. О чем я говорил? Да, вы создаете бригаду прекрасных специалистов, бьете рекорды. Становитесь маяком, а держать маяк за решеткой неловко даже при развитом социализме. Надо только подготовить почву, потянуть за нужные нити. У меня есть план…
Дверь в сушилку распахнулась, вошел заспанный Гнус. Вначале зэк тряхнул головой, желая убедиться – не сон ли? Поверив в реальность их присутствия, пошло улыбнулся и покинул сушилку.
– Он нас продаст! – побледнел Соломон Маркович. – Видели, как скривился противно?!
– Нет, – успокоил его Упоров. – Он решил, что у нас – семья.
– Семья?! – глаза Голоса стали еще больше. – Ах, да! Теряю ситуацию. Никак не научусь мыслить реальными категориями. Я – фантазер. Иногда мне ни с того ни с сего становится жалко наш социализм – совершенно химерическое, обреченное на распад общество.
– А коммунизм вам не жалко? – спросил Упоров, специально оттягивая момент, когда Соломон Маркович начнет проситься в бригаду.
Голос разгадал хитрость, впервые за всю беседу посмотрел на него прямо и жестко, как в бою.
– Не испытывайте себя пустыми рассуждениями, Вадим. Коммунизм мы уже имеем. Здесь, о зоне: при равных возможностях одни пьют чаи с медом, другие умирают с голоду. И вам и мне нужна свобода, а для этого нам необходимо быть вместе, чтобы переиграть систему.
– То есть…
– Работать лучше они уже не будут никогда, но желание пользоваться всем продолжает расти. Магически чудесно действует искушение на взращенного социализмом чиновника. Поднимаясь по служебной лестнице, он открывает для себя простой, легкий мир обмана, где можно жить, не прибегая к помощи совести, лишь повторяя то, что следует повторить. Существует огромный, сплоченный сытой бессмыслицей класс бессовестных потребителей. Я тоже так жил.
Голос прижал руку к сердцу, облизал без того мокрые губы, после этого потянулся, словно погружаясь в океан сытого прозябания, закатил глаза:
– О, как утонченно пестуют идеологию указанного безделия ученые, журналисты, писатели, партаппаратчики, особенно, конечно, чекисты. Но у них хватает мозгов подумать о пополнении корыта. И вдруг совершенно неизвестная бригада уголовников начинает совершать трудовые подвиги. Раньше бы вас за это расстреляли, сегодня – заметят. Вы работаете, себе ничего не требуя взамен, кроме свободы. Кричите совдеповские лозунги, а на уме держите закон Моисеев: «Не следуйте за большинством на зло и не решайте тяжбы, отступая по большинству от правды». Первый, кто сумеет убедить их делом, получит свободу. Первыми должны быть мы с вами…
– Черт возьми! – Упоров тихонько похлопал в ладоши, внутренне соглашаясь с тем, что Голос произнес не пустые слова. – Сколько яду вы накопили за годы служения. Если бы вас вернули к корыту…
– А если бы вас продал родной брат?! – Соломон Волков ощетинился, потеряв всякую услужливость, став похожим на загнанного зверька. – Только для того, чтобы товарищи из НКВД думали, что у него – «горячее сердце и чистые руки!» Он даже повышения по службе за меня не получил. Сволочь бездарная! Жид пархатый! Все они сволочи изначально. Истинные дети своей сифилитичной матери-революции!
Сирена продолжала его сопровождаемые жестами выкрики, растянув их в долгое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150