Сережа, однако, имел наглость не обратить внимания на критику с верхних нар, прошел от неплотно закрытых дверей барака до стола, где бригадир с пришибленным Ольховским что-то рисовали на клочке бумаги.
– Читайте! Завидуйте! – голосом Маяковского прокричал счастливый Убей-Папу, припечатав на грязный стол газету «Заря коммунизма». – Здесь – про вас, товарищи! Поздравляю!
Зяма докалывал вуаль, прикрывающую усы Генералиссимуса, и от вспыхнувшего любопытства чуть дальше погрузил иголку. Гарик заорал. Калаянов извинился и спросил у почтальона:
– Ну, и что за нас говорят в том брехунке?
– Замечательно пишут! Прекрасный, выдержанный в духе времени материал! Открывающий и раскрывающий процессы демократизации нашего общества.
– Ша, убивец! – рявкнул сбитый с толку Зяма. – Я эту феню не понимаю. И вообще тебе надо прекратить стрелять в родителей, Серж, – заговариваешься. Читай, как на бумаге.
Бригадир поймал вопросительный взгляд почтальона, кивнул:
– Погромче, чтоб всем было слышно.
У Любимова был сочный, хорошо поставленный голос: "Комплексная бригада Упорова досрочно выполнила план добычи золота. Параллельно с основными работами коллектив по собственной инициативе отремонтировал четыре бульдозера, сварил промприбор для будущего сезона. Уже подготовлено два полигона для ведения работ открытым способом. Эксперимент начнется с нового промывочного сезона. Сейчас победители социалистического соревнования в честь годовщины Великой Октябрьской социалистической революции ведут нарезку шахт. Темпы ударные!
– Труд – показатель отношения к осознанию своей вины, – сказал вашему корреспонденту бригадир В. Упоров, – в нем выражено желание советского человека сделать свою Родину еще богаче и сильнее…"
– Сука трепливая! – Упоров сурово стрельнул взглядом в сторону смутившегося Соломона Волкова. – Самого в блудную заносит и меня тянешь!
Ничего не понявший Убей-Папу перевел дыхание, восхищенно сказал:
– Здорово! Прямо как в «Правде»! Замечательно!
Далее здесь пишется про многонациональный состав бригады, хорошую организацию труда, о ворах, вставших на путь исправления…
– Это еще какие там воры встают на путь?! – забеспокоился и даже изменился в лице Дьяк. Он надел очки, посмотрел на Сержа, как на человека с плохой репутацией.
– Здесь не сказано, – пролепетал почтальон, – в общем, без конкретных фамилий, Никанор Евстафьевич.
– Вопчем? – вор вытер со лба пот и снял очки. – Тогда ладно, тогда читай. Не нравится мне, Соломончик, такая газета.
– А вы что?! – Убей-Папу всплеснул руками. – Слушайте дальше: «Партийная организация управления…» Вдумайтесь в эти слова: партия вам доверяет! А Соломон Маркович здесь ни при чем, статью написал… – он сделал многозначительную паузу, взглядом ученого, стоящего на пороге великого открытия, обвел зэков, – выпускник МГУ Игорь Лукин! Сын первого секретаря райкома партии Ивана Николаевича Лукина.
Поздравляю!
– Ну, так и что нам теперь за это причитается? – спросил, вытирая о телогрейку руки, Зяма Калаянов.
– Как что?! Почет! Уважение! Впервые открыто и честно!
Среди опасных, усталых циников с самокрутками в ухмыляющихся ртах Сережа чувствовал себя существом возвышенным, но непонятым, и, вконец огорченный, махнул рукой:
– Эх, вы! Люди всю жизнь о таком мечтают. Совесть у вас где?!
– Совесть у нас стерильна, дорогой наш ворошиловский стрелок, а почета мне и в Одессе хватало: каждый уважающий себя мент имел в кармане мою фотографию. Народная мудрость гласит: «Дайте свободу – почет украду…»
– Не трави хлопца, Зяма, – Дьяк поманил почтальона пальцем. – Покажи мне эту бумажку. Ты молодец, Сережка, читаешь с выражением и понимаешь, о чем писано. В партии, поди, состоял?
– Мечтаю только! Вот освобожусь…
– Мечтай, мечтай! Ей стрелки необходимы, – Дьяк надел очки, поводил по строчкам пальцем. – Глянь-кось, обо мне и впрямь соопчить забыли. Ишь, как катит, паровоз! Где столь слов накрал, жулик?!
Протянул почтальону настоящую папиросу, отпустил от себя плавным движением головы:
– Иди, иди, сынок. В партию будешь проситься, я те направление напишу.
Убей– Папу вздрогнул и, густо покраснев, возразил:
– От вас не примут. Вы же, Никанор Евстафьевич, простите, вор.
– А там кто?! – валял дурака удивленный Дьяк.
– Не лишайте мальчишку идеалов, – уважительно встрял в разговор недавно принятый в бригаду Ведров, – должен же он во что-то верить.
– Кишкой он верит. Верно, Серега? Ну, иди. Бумага пускай при мне останется – целей будет.
Почтальон вздохнул, но возражать не рискнул, бочком убрался из барака, на этот раз плотно притворив за собой двери.
Дьяк еще посидел над газетой, урывками поглядывая на заметно взволнованного Соломона Марковича. Чем-то новым, незнакомым пахнуло на вора от необыкновенной выходки, будто черт ему улыбнулся с газетной полосы, оскалив белые клыки. К добру ли? В чужой огород полезли, а кто в чужом-то огороде желателен?!
– Иди сюда, Соломончик, – не удержался Никанор Евстафьевич, – растолкуй темному человеку: с чего бы вдруг нас ласкать начали? Чо им, лодырям, от нас требуется?
– Общество пытается очеловечиться, – робко начал Волков, – в период развернутого строительства социализма…
Дьяк встал и плюнул на лысину Соломона Марковича.
– В рог просишь, путаник?!
– Я продиктовал будущему журналисту его дипломную работу. Мы провели с Игорьком два дня. Работа признана выдающейся, – Волков хихикнул в кулак и стал похож на шкодливого мальчишку. – Статейку ему тоже продиктовал ваш покорный слуга. Скоро…
– Хватит! – остановил профессора Упоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150