– …Ушел из жизни гениальный продолжатель дела великого Ленина.
– Все бы вы ушли за ним следом!
Губарь побагровел, однако сдержался. И продолжил:
– …остались бессмертные идеи Сталина, его убежденность, твердость, чистота и безжалостность к врагам социализма! Сталин умер. Дело его живет и будет жить вечно! Нет на свете силы, способной одолеть им созданное!
– Как же теперь дальше-то? – спросил, прикрывая рот, испуганный мужичонка – хлебный вор.
– Не переживай, коллега, – успокоил его Филон и взглянул на свои часы без гражданства. – Все останется на своих местах. Даже ты.
– Равняясь! – разнеслось над плацем.
Стадник пнул в зад плачущего комсорга Днепрогэса:
– Педерастов тож касается!
Колос вздрогнул, точно в зад пнули его, и с презрением посмотрел на Руслана.
«Передумал», – решил, наблюдая за Колосом, Упоров. Его охватила непонятная веселость.
– Миша, горе-то какое?! – сказал он. – Плакать хочется, а Стадник, сука, дерется.
– По вас не скажешь, Упоров. Улыбаетесь. Для меня, действительно, горе. Л отец… не знаю – переживет…
– Переживет. Старая гвардия. Ты, говорят, успел вчера с лауреата хорошие кони сдернуть?
Колос ухмыльнулся, опустив голову, глянул на ботинки.
– Ботинкам все равно, кто их хозяин: лауреат или бывший чекист. Они должны служить живому человеку.
Петр Тимофеевич скончался…
– В один день с Иосифом Виссарионовичем. Вот бы тебе со Сталина ботинки стащить!
– Не кощунствуйте, Упоров! Нас может рассудить только будущее.
– На хрена мы ему нужны?!
Пельмень, чуть пыжась, сказал:
– Если побег поведу я, то и подельников мне подбирать.
– План кажи, – прервал его Федор Опенкин.
– Взрываем новую штольню. Пока будут откапывать дубарей, уйдем левым затопленным ходом, там уже подкопались.
Сидящий на корточках у порога сутуловатый детина в меховой безрукавке поверх брезентовой рубахи и в мягких эвенкийских ичигах громко вздохнул.
– Хочешь говорить. Чалдон? – спросил Дьяк.
– Сколь там копать-то надо?
– Час – полтора, не больше. Замокнем только.
– Кто имеет сказать?
– Мне можно? – спросил Упоров, вздумал было подняться, но Чалдон положил на плечо руку.
– Будете рвать штольню, в побег не пойду.
– Тогда тебя нет! – Чалдон воткнул перед собой нож и оперся на рукоятку, как на трость.
– Спрячь приправу, – посоветовал Малина. – Он не из тех фраеров, которых можно напугать.
– Значит, договорились, – не обратив внимания на возникшее разногласие, сказал Дьяк. – Побег поведет Малина. С тобой идут Пельмень, Чалдон, Вадим и этот самый Колос, проводником из зоны. Завтра сами решите. Понесете кассу. Пуда четыре золотишка царского, да камушки. Две фигуры. Сорок патронов и граната. Чалдон знает, где остановить машину. Добудете если, ее поведет Вадим. Но шибко не рискуйте. Груз надо донести до места.
– Зачем нам Колос, Никанор?
– Сказано: за зону выведет. Груз понесет. Потом решите, не дети.
– Когда? – спросил Пельмень.
– Сейчас, – ответил Малина, пряча под телогрейку наган со взведенным курком.
Михаил Колос вошел в сарай в сопровождении Ираклия, который тут же снова ускользнул за дверь.
– Встань сюда! – Малина указал угол, куда надлежало встать бывшему чекисту. – И слушай. Это побег. Мы будем уходить через старый водовод.
– Он завален, – механически проявил свою осведомленность перепуганный Колос, но тут же, спохватившись, стал сопротивляться. – Зачем вы мне это рассказываете? Знать не хочу ваших дел!
– Тебя просили только слушать! Со вчерашнего дня там есть лаз. Охрана пустила собак. Сегодня сторожит Герда…
– Герда, – повторил Колос, пытаясь изобразить недоумение. – Но при чем здесь я? Никакой Герды я не знаю.
– Ты ее кормил, помнишь – Герда щенилась? Сам сек: она лизнула тебе руку, когда ты вешал над вахтой флаг. Хочешь дожить до коммунизма?
– Но я… я не знаю, как она отнесется ко мне сейчас. К тому же я вовсе не хочу!
– Это не имеет значения, сучий твой потрох!
«Тебя впутали в крупное дело, – подумал, слегка сожалея, Упоров. – Они ни перед чем не остановятся. Черная свеча… ты видишь ее чад».
Дверь распахнулась так поспешно, что Малина не успел выхватить наган. На пороге стоял взволнованный Ираклий:
– Стадник! Откололся от комиссии, прет сюда. Нас кто-то вложил.
Зэки переглянулись. Колос воспользовался их растерянностью, бросился к выходу. Чалдон был готов ко всему. Он поймал его за ухо и прижал к горлу нож;
– Тебе не туда, профура!
– Спрячьте его за ящики, – распорядился мгновенно оправившийся от потрясения Дьяк. – Старшина один?
– Один.
– М – да. – Никанор Евстафьевич покачал головой. – Страх потерял Ипполитыч…
Он был прозрачно спокоен и говорил почти ласковым голосом, без фальши:
– Пельмень, вы с Чалдоном задушите мента. Ираклий, покарауль это животное за ящиком. Нож при тебе?
– Все есть.
Никанор Евстафьевич не спеша вынул из мешка веревку. отрезал кусок, бросил Пельменю:
– Ему положено помереть тихо.
Стадник распахнул дверь так свободно, словно входил в родную хату, шагнул и лишь перед следующим шагом заподозрил неладное.
– Ну, здравствуй, Ипполитыч! – грустно произнес Дьяк.
– Я здесь, гражданин начальник! – закричал Колос.
Захлестнувшая горло старшины петля опрокинула его на пол сарая. Он захрипел, бордовый от напряжения, начал медленно подниматься, ухватившись за края веревки и не давая петле затянуться до конца. Воры тянули изо всех сил, по Стадник вставал, оскалив зубы ч вытаращив из орбит глаза. Стадник почти выпрямился… когда перед ним возник Упоров. Еще оставалось сомнение, в глазах напротив – мольба. Как перешагнуть такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150