Это испуганная рыба спасалась от шумного чудовища, вторгшегося в
розовое речное утро.
То рыбачья хижина показывалась на берегу, то лодка, привязанная к дереву,
то небольшой причалик, но людей не было видно. Так плыли мы вверх по реке Р
опотамо. А потом капитан Петер подвел бот к удобному месту, и все сошли на
землю. Здесь решено было сделать привал с тем, чтобы пешком побродить по о
крестностям.
Не успели мы высадиться, как на поляну выскочили из чащи два некрупных ка
бана, черных, щетинистых, злых. Они недоуменно поглядели на новоявленных
Робинзонов и скрылись в зарослях зонтичных трав, похожих скорее на дерев
ья.
Удивительно разнообразные уголки сочетались здесь друг с другом. Взять
хотя бы эти зонтичные. Высотой почти с телеграфный столб, толщиной с добр
ую оглоблю, они поднимались непроходимой стеной, заставляя вспоминать з
абытые, прочитанные в детстве, научно-фантастические книжки.
А рядом свисают с деревьев зеленые веревки лианоподобных растений, и ярк
ие птицы прыгают по ветвям.
А поодаль вдруг набредете вы на озерко, заросшее белыми лилиями, ни дать н
и взять где-нибудь под Солотчей в приокской пойме.
А перевалив за гребень одного холма, ни с того ни с сего вы попадаете в пес
чаные дюны. Пейзаж настоящей пустыни с чахлыми кустиками колючих трав, д
аже с лошадиным черепом, полузанесенным песком, окружают вас. Здесь смел
о можно было бы снимать фильм, место действия которого была бы пустыня. И в
се это на берегу реки, в которой первозданно кишит и речная и морская рыба.

Любуясь всем этим, мы пробродили по берегам Ропотамо полдня, а в это время
экипаж суденышка, оказывается, не терял времени даром.
Была разостлана парусина и были разложены на нее все те припасы, погрузк
у которых мы наблюдали с вечера. Вот уже третий час капитан Петер, не подпу
ская никого ближе, чем на пять шагов, священнодействовал и колдовал над у
хой по-созопольски. Таинство совершалось в большой эмалированной кастр
юле. Крышку с нее капитан приподнимал так, будто боялся, чтобы не заглянул
и под нее даже и деревья. Но успевало и за это мгновение вырваться из-под к
рышки сложное, непередаваемое благоухание.
Бутыли, оплетенные прутьями, будучи широкими в поперечнике, опорожнялис
ь медленно, алый, как заячья кровь, сок чистого маврута не столько опьянял
, сколько приносил веселящую легкость.
За шумным разговором никто и не заметил, как на Ропотамо появилась лодка.
Ее увидели уже совсем близко, когда легко можно было прочитать написанно
е на борту: «Николай Синицын».
Ц А, ропотамский Робинзон, Ц крикнул капитан человеку, сидящему на весл
ах. Ц Бросай якорь, иди за наш стол.
К костру, к нашей скатерти-самобранке подошел мужчина лет шестидесяти. К
огда он снял кепку, открылись седеющие волосы, слипшиеся от пота в жидкие
пряди. Одна прядь прилипла ко лбу, но человек так и не поправил ее. Он не нос
ил ни бороды, ни усов, но побриться ему полагалось бы дня четыре назад. Щет
инка Ц волос черен, волос сед Ц серебрилась на щеках и подбородке челов
ека.
Пиджачишко и штаны, во многих местах заплатанные довольно аккуратно, гот
овы были в любом месте и в любую минуту образовать несколько новых проре
х.
Ц Как рыбка? Ц спросил капитан у нового члена компании, когда тот по-тур
ецки сел на траву и оказался за одним столом со всеми.
Ц Не ловил я нынче. Понадобилось к устью съездить, вот, еду. А так вообще-т
о ловится рыбка.
Ц Э, брось храбриться, Ц перебил его капитан. Ц Много ли ты один наловиш
ь, шел бы к нам, в артель. Так и помрешь кустарем-одиночкой.
От Маврута кустарь-одиночка отказался и попросил чего-либо покрепче. Ем
у налили стакан шестидесятиградусной раки.
Уж очень как-то по-русски он и опрокинул этот стакан, и понюхал согнутый п
алец, и потянулся за хлебушком.
Ц Почему лодка у него называется «Николай Синицын», Ц спросили мы у кап
итана. Ц В честь кого? Кто такой был Николай Синицын?
Ц Николай Синицын он сам и есть. Это, значит, его фирма: сам пью, сам гуляю! Н
е хочет идти в артель, и все тут. Да что я рассказываю, вы сами с ним поговори
те, он же русский. Эмигрировал от вас в давние годы.
Узнав, что мы из России, ропотамский рыбак оживился. Да и ракия сделала сво
е дело.
Ц А-ах! Россия! Тамбов, я Ц Тамбов, Кишинев тоже жил, Молдавия ходил, из Мол
давии Румыния ходил.
За долгие годы он отвык чисто говорить по-русски и теперь говорил, переви
рая слова, путая окончания.
Ц Что же держит вас здесь, на Ропотамо? Ехали бы домой, в Россию.
Лицо эмигранта стало жестким.
Ц Ропотамо Ц красива, много красива. Туристы глядеть ездят, вы тоже прие
хал, а я тут живу. Нравится Ропотамо. Сам себе хозяин. Хочу вверх плыву, хочу
Ц вниз. Воля, много воля!
После очередного тоста болгары запели песню. Это была хорошая песня о то
м, как гайдуки уходят в горы, чтобы биться за свободу земли. В самом ритме п
есни ощущалось движение конского войска.
Хмелея все больше, старик Синицын подпевал, уронив голову на грудь. Вдруг
он резким движением руки оборвал песню, глаза его ожили, пояснели, весь он
как-то собрался:
Ц Я хочу петь. Один. Много хороша песня.
Половину слов старик забыл, другую половину перевирал. Но пелось у него с
кровавой болью и, наверное, картина за картиной русской земли вставали в
воображении, для того и зажмурил глаза:

Бродяка Пайкал переходит,
Рибарская челну возьмет.
Тяжелую песню заводит,
О родину горько поет.

Он пел, стоя на коленях, держа в руке стакан, из которого выливалась на бре
зент желтоватая ракия, и не стыдясь слез, обильно текших по небритым щека
м из-под плотно закрытых век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41