все мужчины из рода Ерашовых были военными…
Собственно, мысль о возвращении в родовое гнездо возникла из-за детей, из-за желания сохранить, спрятать их и в какой-то степени увести от жестокости мира. Однажды сыновья с матерью поджидали его из полетов, сидели несколько часов под жарким солнцем у КП и гадали: вернется папа или сгорит. И когда он вернулся, Колька с Мишкой стояли у железного забора и смотрели сквозь прутья на летное поле. А там разгружался какой-то вертолет.
– Ну, пошли! – скомандовал отец.
– Погоди, – сказал деловито Колька. – Мы трупы считаем.
– Какие трупы?
– А вон вертолет опять трупы привез! – Мишка указал рукой. – Все в целлофане, как сосиски.
Это было сказано так просто и страшно, без детского содрогания, без ужаса, словно речь шла и в самом деле о сосисках…
В таком состоянии было немыслимо устраивать воспитательные походы к могилам предков.
Об этих могилах он сам узнал всего четыре года назад, случайно, как, впрочем, и о родовой усадьбе. Отец, естественно, о прошлом фамилии Ерашовых рассказывать не мог, поскольку ему самому когда-то прошлое здорово навредило: за происхождение отца отчислили с третьего курса «закрытого» факультета ядерной физики и потом едва восстановили. Так бы и жил в неведении – кто? откуда? – а тут, оказывается, такая история! Триста лет служили России, триста лет ни одна война не обходилась без Ерашовых.
А получилось так: в очередном отпуске по пути в Питер заехали в Москву и остановились на несколько дней, чтобы детям показать столицу, свозить на экскурсию по «Золотому кольцу». Остановились в каком-то городе, не входящем в заповедное кольцо, и экскурсовод неожиданно объявляет по громкоговорителю:
– Этот город известен тем, что на его окраине расположен самый лучший в средней полосе России Дендрарий, основанный более трехсот лет назад боярином Ерашовым. Создание Дендрария благословил сам государь Алексей Михайлович и даровал боярину земли со своей любимой дубравой. Самому древнему дереву в Дендрарии – более восьмисот лет.
Жена Ерашова толкнула мужа и еще посмеялась не ты ли, мол, боярин Ерашов? Алексея же словно током ударило: на мгновение почудилось, будто давно когда-то он уже был здесь! Хотя знал, что никогда даже не проезжал этого города. Тогда он подошел к женщине-экскурсоводу и спросил:
– А имя Михаил Сергеевич Ерашов вам ничего не говорит?
Так звали деда, которого Алексей никогда не видел не то что живого, но и на фотографиях.
– Как же! Это сын Сергея Николаевича Ерашова, – просто ответила она. – Известного своей теорией о гибели динозавров. А Михаил Сергеевич был медиком и создал в этом городе Институт вакцин и сывороток.
Дед Алексея действительно был медиком, скорее всего, репрессированным в тридцатые годы. Все это могло быть простым совпадением, однако Алексей уговорил жену сойти с автобуса и задержаться хотя бы до вечера. Сначала они отправились в Дендрарий и долго по нему ходили и даже немного поплутали, а потом вышли к дому Ерашовых и, на счастье, встретили Аристарха Павловича. Тот же на память знал всю родовую Ерашовых, до седьмого колена, и, зазвав к себе в гости, поил чаем и сыпал именами, датами и историями. И вдруг спохватился:
– Тиимать! Бабушка Полина-то жива! Она же ваша родня!
Ни о какой бабушке Полине Алексей и слыхом не слыхивал. Аристарх же Павлович схватил его за руку и потащил на первый этаж, к Полине Михайловне.
– Баба Поля! А баба Поля! Я родню твою нашел!
Бабушка Полина оказалась племянницей деда по женской линии – хоть дальняя, но родня! Сначала они задержались на день, потом на неделю, да так и прожили здесь весь отпуск. За месяц дети так привыкли, что уезжали с ревом, да и самому Ерашову отчего-то хотелось плакать. Правда, сыновья скоро забыли раздольное житье в родовом гнезде и снова втянулись в будни военного поселения. И вспоминали только Колокольный дуб, поразивший их воображение: они никогда не видели деревьев, стоящих на постаменте…
Во время войны, когда немцы захватили город, в первую очередь стали спиливать и вывозить в Германию деревья ценных пород и реликтовые образцы. Работала в Дендрарии целая саперная рота с машинами, кранами и бульдозерами. Около двух десятков дубов они повалили, раскряжевали и отправили эшелоном, но когда подступились к реликтам, то техника оказалась бессильной. Колокольный дуб рубили топорами посменно день и ночь и с одной стороны дорубились до самой его древней части – сердцевины. Сердцевина оказалась мощной, в обхват, и древесина была красного цвета, но щепки быстро синели на свету, словно обескровленные. И крепость ее оказалось такой, что топоры крупповской стали выкрашивались и зубрились, будто о железо. Тогда немцы привезли взрывчатку, заложили ее в разруб и взорвали. Дуб лишь содрогнулся и устоял. Подошли, посмотрели – ничего не сделалось, только пощипало кору да мягкие верхние слои. В другой раз заряды заложили с двух сторон, в надежде, что ударом взрыва сердцевина переломится, да ни тут-то было! Даже трещин не дало! Приехал какой-то инженер, сделал расчет, и тогда взрывчатку забили не в разрубы, а по кругу напротив них, чтобы сделать кольцевой взрыв. И сделали. С соседних деревьев кору сбило, кучу ветвей наломало, а сердцевина Колокольного дуба выдержала и только почернела от гари. После этого немцы отступились, к тому же ударили морозы и началось наступление русских. Немцев выбили из города, а дуб до самой весны простоял с огромной черной раной, откуда вместе с оттепелью ручьем хлынул сок. Дендрарий тогда относился к Поместному лесничеству и числился просто лесным массивом с особо ценными породами, и все древние деревья стояли на учете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144