Безручкины сначала бросили пить и трезвые лишь дрались нещадно и жестоко. Потом и драться перестали. Вначале соседи не верили и, бывало, заходили проверить, живы ли. А они были живы и исправно ходили на работу целый год, мешками приносили пустые бутылки, мыли их, сдавали и покупали еду. Еще через год их было трудно узнать: они попросту отъелись и стали походить на людей. Галя пополнела и помолодела, и тут выяснилось, что она – бывшая актриса, а не просто вокзальная шалава, а Коля, между прочим, водитель первого класса. Правда, для соседей это преображение обернулось иной стороной – возле дома кисли и воняли под солнцем чаны с пищевыми отходами, от сарая, где помещались свиньи, летели тучи мух и бежали полчища крыс. Но уж лучше так, чем как прежде. На Безручкиных начали жаловаться работники Дендрария, поскольку выпущенные на подножный корм свиньи уничтожали молодые посадки, подрывали корни в дубраве и норовили забраться в теплицу. Безручкиных мягко увещевали и даже не штрафовали.
– Обидите – пить начнем! – заявлял Николай Николаевич. – Лучше не трогайте. А начнем пить – тогда держитесь. Всем худо будет! Эту вашу теплицу с пальмами с землей сровняем. И ничего нам не будет. Что с нас взять?
С какой-то свалки Безручкин притащил мятую-перемятую «Волгу» старого образца, поставил ее рядом со своим сараем, обнес дощатым забором, потом накрыл крышу и через полгода выехал оттуда на сияющей голубой машине с никелированным козлом на капоте. Теперь они даже пешком не ходили, а проносились по аллеям Дендрария, распугивая гуляющих. Кататься на «Волге» им пришлось недолго: освободившийся из закрытой школы Шило пришел сначала жить к матери, да отказался возиться в свинарнике. Николай Николаевич выставил его из дома, и тогда Шило сначала угнал машину и разбил ее вдребезги. Безручкин притянул ее домой, поставил в гараж и, видимо, хотел сделать ремонт, да пасынок избавил его от лишних хлопот – запалил и гараж, и свинарник. После пожара Безручкин подал в суд на Шило, но за недоказанностью дело против него прекратили. Николай Николаевич рук не опустил, отстроил свинарник побольше и купил «Жигули»…
А сейчас уже ездил на новеньком «форде», который стоил наверняка подороже, чем квартира старику Слепневу.
После переселения старика Аристарх Павлович вернулся домой подавленным и хотел высказать свои опасения Кириллу. Тот был захвачен предсвадебными делами и куда-то умчался с раннего утра. В квартире же Слепнева уже начался ремонт, и рабочие выносили мусор: захваченная территория готовилась к заселению. Видимо, напугался Безручкин приезда старшего Ерашова и теперь никаких денег не пожалеет, чтобы перекупить весь второй этаж. Не песни петь, не пить-гулять нужно было в эти сутки, пока Алексей здесь находился, – дело делать! Да где там, сошлись и загусарили, а он, Аристарх Павлович, больше всех виноват…
И чтобы как-то поправить дело, он отыскал адрес Таисьи Васильевны – ее квартира была следующей за слепневской, – отправился к горбунье-библиотекарше. На счастье, она оказалась дома, причем болела и лежала в постели: к старости у нее начал развиваться полиартрит. Сестра Таисьи Васильевны очень любила бабушку Полину и поэтому встретила Аристарха Павловича с испугом – не случилось ли чего с ней?! А узнав, что все в порядке, успокоилась и принялась поить чаем. Таисья Васильевна тоже с горем пополам выползла к столу, и было ясно, что она подавлена болезнью и не в состоянии что-либо решать или предпринимать. Всеми делами здесь, наверное, распоряжалась сестра. Аристарх Павлович постеснялся петь и потому попросил бумаги и карандаш, написал, зачем приехал. Обе женщины несколько смутились, переглянулись, и сестра призналась:
– Был у нас Николай Николаевич, был… И хорошие деньги предложил за квартиру Таси. Недели три назад был.. А Тася болеет, к нотариусу ехать не может. Отложили пока…
– Отложили, – подтвердила Таисья Васильевна. – Но задаток взяли…
Аристарх Павлович чуть не выматерился…
– Что же делать? – загоревала сестра ее. – Наши лекарства, говорят, плохие, американские покупаем и колем. А цена-то, цена…
– И жить нам нелегко, пенсии маленькие, – пожаловалась Таисья Васильевна. – Если б раньше разговор был, так с Ерашовых бы задаток взяли… Что делать-то станем? Надо бы помочь Полине Михайловне, если ее родне квартира нужнее.
– Поможет, – решила ее сестра. – Вернем задаток и откажем Безручкину. Ради Полины Михайловны!
– Как же вернем, если двести тысяч уже потратили? – испугалась Таисья Васильевна. – Где ж теперь возьмем?
На свой страх и риск Аристарх Павлович пообещал скоро привезти им двести тысяч, хотя еще представления не имел, где взять такие деньги. На том и порешили. Аристарх Павлович вернулся домой и только здесь сообразил, что надавал пустых обещаний: даже занять столько денег не у кого! Значит, придется что-то срочно продать. Он стал было перебирать старинную посуду в шкафу и сразу отказался от нее. К тому же вспомнил, что вазу уже продала Оля-конюшица, и каждая вещь, изъятая из шкафа, казалась ему украденной. Оставалось единственно – продать одно из трех ружей. Ружьями Аристарх Павлович, как всякий охотник и хвастливый человек, очень дорожил. Был у него тройник «зауэр» – совершенно не продажный, ибо имел нарезной ствол. Его кому попало не отдашь, только по особому разрешению. И было две двустволки: одна совершенно новая вертикалка, подаренная к двадцатипятилетнему юбилею его работы в лесничестве, другая – уже поношенная «тулка» с прекрасным боем и самая привычная для руки и глаза. Одним словом, его повседневное рабочее ружье, с которым он не расставался лет десять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144