на ней, заложив руки за голову, безмятежно спала незнакомая девушка. Откинутые светлые волосы смешивались с соломой, свисали с кровати. Она не походила на Аннушку, не было того изящества, совершенства фигуры, и не было того целомудрия обнаженного тела: высокая грудь с розовыми крупными сосками, проваленный живот, чуть угловатые бедра и даже ступни ног – все было наполнено притягательной, плотской страстью. Хотелось не любоваться ею, а обладать…
Кирилл ощутил толчок внутреннего жара и отвернулся. Старик художник невозмутимо работал – шаркал кистью о полотно, пританцовывал возле мольберта. Нет, эта девушка не походила на Аннушку, но он почему-то рисовал ее тело! На холсте он словно укротил сексуальность спящей до целомудренной чистоты, сгладил, размыл возбуждающие страсть выпуклости тела и при этом возжег иной огонь – энергию красоты.
– Что, нравится? – спросил старик, занятый делом.
– Нравится, – сдержанно признался Кирилл. Он бросил кисть, вытер руки скомканной газетой.
– Тебе сейчас все нравятся, – проворчал старик. – Возраст такой… Хороший возраст. Это моя Надежда!.. Ну, где же прекрасная незнакомка?
– Не знаю, наверное, дома…
– Как это – не знаешь? – угрюмо спросил старик. – Увез мою незнакомку, разлучил нас… Бросил, что ли? Или потерял?
– Неужели она сюда не приходила больше? – спросил Кирилл.
– Ага, значит, потерял! – чему-то обрадовался старик. – Ничего, в твои годы легко терять и легко находить.
– А почему вы рисуете ее? – Кирилл встал напротив полотна. – Ваша натурщица совсем другая. Здесь же… незнакомка.
– Так получается, – бросил старик и пошел наливать воду в чайник. – По-другому не выходит… Какой нынче век, знаешь?
– Ужасный.
– Правильно, нынешний век – век жестокого романтизма, – определил он. – Или век безжалостного реализма. Я несовременный художник, отсталый, консервативный… Поэтому пишу женскую красоту, а не то, что вижу своими глазами. А истинную красоту ты у меня отнял!.. Ладно, снимай плащ, будем пить чай. Кстати, где ты так уделался?
– Это меня уделали! – усмехнулся Кирилл.
– Погоди! – вдруг насторожился старик. – Повернись к окну! Лицом к окну!
– Зачем?
– Повернись!
Кирилл бросил плащ в угол и повернулся. Старик зашел с одного бока, с другого, швыркнул носом.
– Я тебя вот так и напишу. Время есть?
– Сегодня?
– Вообще спрашиваю. Хотя бы два сеанса часа по три?
– Нет времени, завтра уезжаю, – сказал Кирилл.
– Тогда буду писать сегодня, согласен?
– Сегодня – пожалуйста! Вольный как птица!
– Не бойся, я напишу современный портрет, – успокоил старик. – Умрешь, а люди посмотрят и скажут – это человек ужасного двадцатого века. Садись за стол, только лицом к окну. Делай что хочешь, я тебе не помешаю. Только сначала поужинаем. Я с утра ничего не ел.
– У меня в чемодане случайно оказалась куча продуктов, – признался Кирилл. – Я тоже с утра не ел…
– Чего же молчишь? Доставай!
Кирилл открыл чемодан и стал выметывать колбасу, банки с сосисками, булочки в целлофане, печенье – то самое, что любила Аннушка. Старик это заметил, взял в руки хрустящую пачку, повертел в пальцах, печально покачал головой – помнил…
– А виски? – Кирилл выставил бутылку. – Надо отметить век безжалостного романтизма.
– Я не буду, – отказался старик. – А вот Надя выпьет. Она устала, видишь, как крепко спит.
Кирилл опасался смотреть в сторону постели с соломой: неизвестно, что больше притягивало взгляд – обнаженная спящая девушка или солома…
– Нельзя ли ее прикрыть? – спросил Кирилл.
Старик взглянул на него искоса и будто бы усмехнулся.
– Разбудить, а не прикрыть, – он потряс Надю за локоть. – Надежда! Вставай, Надежда, не смущай молодого человека.
– Николаич, мы же договорились, – сонно и устало пробормотала Надежда. – Я после ночной… Спать хочу.
– Знаю, милая, – виновато сказал старик. – Да вот пришел молодой человек, посмотри.
Она привстала, выглянула из-за полотна.
– Доброе утро, – склонился Кирилл. – Капитан Ерашов, честь имею!
– Капитан? – переспросила она. – Понятно… А я думаю, почему у него такое лицо?
– Какое – такое? – Кирилл резал колбасу. – Хотите сказать, выразительное?
– Мужественное, – обронила Надежда и потянула с веревки огромную шуршащую цыганскую шаль. – Ты хочешь написать его, Николаич?
– Давно хочу, – признался тот. – Он завтра уезжает…
Она закуталась в шаль, сунула ноги в тапочки и вышла к столу.
– Прошу! – пригласил Кирилл, ощущая прилив жара от ее близости. – Хотите виски?
– С удовольствием, – Надежда села в кресло, посмотрела бутылку. – Вы что, капитан дальнего плавания?
– Нет, я капитан Российской Армии!
– Ах, вы – военный! – засмеялась она. – А я думаю – почему такое лицо?
– Какое? Мужественное?
– Надежда, не шали, – предупредил старик. – Не обижай молодого человека.
– Николаич, разве можно обидеть капитана? – Надежда встряхнула волосы, выдернула соломинку. – Он сам кого хочешь обидит, правда, капитан?
Кирилл подал ей фужер с виски.
– Да, это правда, – признался он. – Однажды я чуть не застрелил вашего художника.
– Вот видишь! – снова засмеялась Надежда. – А ты говоришь… Поэтому у вас, капитан, лицо профессионального убийцы, если говорить с точки зрения безжалостного романтизма. Ну а если обыкновенно, из соображений соцреализма – вы мужественный человек. Ваш тип очень нравится женщинам, правда?.. Давайте выпьем!
– Тогда и я выпью, – вдруг сказал старик. – Молодой человек, ты хотел застрелить меня из-за прекрасной незнакомки?
– Да, – просто ответил Кирилл. – Был момент… Теперь я глубоко раскаиваюсь.
– Прекрасно, капитан!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144