– Что-то не верится. Почему ты решился на это преступное дело? Ведь ты избавился от бедности с тех пор, как эта сумасшедшая взяла тебя в мужья. Чего же тебе еще надо?
– Я ничего не хочу для себя лично! Управляющий посмотрел на Лахиту, словно призывая его в свидетели того, какую ерунду городит парень, затем снова перевел возмущенный взгляд как Касема и завопил:
– Так зачем ты это сделал?
– Я хотел лишь справедливости!
Глаза управляющего подозрительно сощурились.
– Может быть, ты рассчитываешь, что родство твоей жены с ханум спасет тебя?
– Нет, господин, я не рассчитываю на это.
– Разве ты футувва, который может бросить вызов всем другим футуввам улицы?
– Конечно, нет, господин! Управляющий не выдержал:
– Так скажи, что ты безумец, и кончим на этом!
– Я в здравом уме.
– Почему же ты подал иск на меня?
– Я хотел справедливости.
– Для кого?
После короткого раздумья Касем ответил: Для всех!
– А тебе-то какое дело до всех? – недоуменно спросил управляющий.
Касем, опьяненный собственной смелостью, ответил:
– Я хочу претворить в жизнь условия, завещанные владельцем имения.
– И ты, бродяга, осмеливаешься говорить об условиях владельца? – вскричал возмущенный управляющий.
– Он наш общий дед,– спокойно ответил Касем.
Тут Рифат вскочил и изо всех сил ударил Касема по лицу опахалом от мух, которое держал в руке.
– Наш дед! Да среди вас нет ни одного, кто знает своего отца, а каждый нахально заявляет «наш дед». Вы воры, бродяги и негодяи. Твоя наглость переходит всякие пределы. Ты надеешься, что в этом доме окажут покровительство тебе и твоей жене, но и дворовый пес лишается милости, если укусит руку хозяина.
Лахита, желая успокоить разбушевавшегося Рифата, стал уговаривать его:
– Сядь и успокойся, не стоит расстраиваться из-за какого-то ничтожества!
Управляющий с трясущимися от гнева губами сел на диван.
– Даже бродяги уже зарятся на имение и, потеряв всякий стыд, говорят «наш дед».
Лахита согласился с управляющим:
– Видно, правду говорят жители нашей улицы о бродягах. Прискорбно то, что улица наша сама устремляется к своей погибели.– И, обернувшись к Касему, добавил: – Твой отец был моим помощником, так не вынуждай меня убить тебя!
А Рифат воскликнул:
– За то, что он сделал, он заслуживает не просто смерти, а гораздо более жестокого наказания. Если бы не ханум, его уже давно не было бы в живых!
Лахита решил продолжить допрос:
– Скажи-ка, парень, кто стоит за тобой? Лицо Касема еще горело от удара опахалом.
– Что ты имеешь в виду, господин?– спросил он.
– Кто надоумил тебя подать иск?
– Я сам пришел к этой мысли.
– Ты был простым пастухом. Потом судьба улыбнулась тебе, а тебе все мало?
– Я хочу справедливости! Справедливости, муаллим! Управляющий заскрипел зубами от ярости.
– Справедливости?! Собаки! Подлецы! Когда вы собираетесь разорить и разграбить имение, вы всегда говорите о справедливости!
И, повернувшись к Лахите, приказал:
– Допрашивай его, пока не сознается!
И снова Лахита вкрадчивым и угрожающим голосом спросил:
– Так кто же тебя надоумил?
Со скрытым вызовом Касем ответил:
– Наш дед!
– ?!
– Перечитай условия владения, и ты убедишься, что именно он надоумил меня!
Рифат снова вскочил с дивана и завопил:
– Убери его с моих глаз, вышвырни его прочь! Лахита поднялся и, взяв Касема за руку, повел к двери.
Он железной хваткой сжимал ему руку, но Касем молча терпел боль. Лахита прошептал ему на ухо:
– Образумься, подумай о себе. Не вынуждай меня выпустить из тебя кровь!
78.
Вернувшись домой, Касем застал там Закарию и Увейса, а также Хасана, Садека, Аграму, Шаабана, Лбу Фисаду и Хамруша, которые встретили его вопросительными и сочувственными взглядами.
– Разве я не предупреждал тебя? – спросил Увейс, когда Касем сел рядом с Камар.
– Подожди, дядя, дай ему прийти в себя,– остановила его Камар.
Но Увейс не слушал ее.
– Он сам виноват в своих несчастьях!
Закария, изучающе вглядываясь в лицо племянника, проговорил:
– Тебя оскорбили, сын моего брата. Я знаю тебя, как самого себя. Я вижу, тебя унизили!
– Если бы не Амина-ханум, ты не вернулся бы сюда целым и невредимым! – воскликнул Увейс.
– Нас предал проклятый адвокат,– обведя глазами лица друзей, сказал Касем.
Лица юношей посуровели, они обменялись тревожными взглядами. Никто еще не произнес ни слова, как Увейс предложил:
– Расходитесь с миром, пусть каждый молит Аллаха о спасении!
Но Хасан спросил:
– Что ты скажешь, сын моего дяди?
Подумав, Касем ответил:
– Не скрою, нам грозит смерть. Поэтому каждый из нас волен отказаться от участия в этом деле.
– Пусть этим все и кончится,– заметил Закария. Но Касем спокойно и решительно возразил:
– Я не брошу начатого, какими бы ни были последствия. Я такой же сын нашей улицы, как Габаль и Рифаа, и должен выполнить волю деда!
Разгневанный Увейс поднялся и, направляясь к выходу, сказал:
– Этот человек безумец! Да поможет тебе Аллах, дочь моего брата!
Садек вскочил и, подойдя к Касему, поцеловал его в лоб.
– Этими словами ты вернул мне веру в себя! А Хасан решительно заявил:
– На нашей улице убивают из-за миллима, а то и вовсе ни за что. Чего же бояться смерти за правое дело?
В этот момент послышался голос Савариса, который звал Закарию. Закария высунулся из окна и пригласил футувву зайти. Саварис вошел в дом, сел с угрюмым видом и пробурчал:
– Я и не знал, что в нашем квартале объявился еще один футувва!
Закария извиняющимся тоном пробормотал:
– Все не так, как тебе рассказали, муаллим.
– То, что мне рассказали, гораздо хуже!
– Шайтан сбил с панталыку наших детей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142