Тот уселся, и некоторое время братья недоверчиво оглядывали друг друга. Наконец Идрис сказал:
– Я проник сюда в толпе арендаторов, чтобы иметь возможность поговорить с тобой наедине.
– Тебя никто не видел? – с тревогой спросил Адхам.
– Успокойся, меня не видел никто из живущих в доме.
– Я пришел не досаждать тебе, а в надежде на твою доброту.
Адхам опустил глаза, взволнованный словами брата, к лицу его прилила кровь.
Идрис же продолжал:
– Ты, наверное, удивлен тем, как я переменился. Наверное, спрашиваешь себя, куда делись его высокомерие и заносчивость. Так знай же, что на мою долю выпали страдания, вынести которые никому не под силу. И все же я пришел к тебе, потому что такой человек, как я, может поступиться гордостью только перед добротой.
– Да облегчит Господь твою участь,– пробормотал Адхам,– мысль о твоей судьбе и мне отравляла существование.
– Я должен был понять это с самого начала. Но гнев лишил меня разума, вино заставило забыть честь, а бродяжничество и скандалы чуть окончательно не убили во мне человека. Мог ли ты думать, что твой старший брат падет гак низко?!
– Да что ты! Ты был лучшим из братьев и благороднейшим из людей!
Голосом, полным горечи, Идрис промолвил:
– Мне жаль тех дней. Сегодня я только несчастный бедняга, скитающийся по миру с беременной женой на руках. Повсюду встречаю одни проклятия и добываю хлеб хитростью и силой.
– Твои слова надрывают мне сердце, брат.
– Прости, Адхам, мне давно известно твое добросердечие. Разве я не носил тебя младенцем на руках? Разве не был свидетелем твоей юности и твоего возмужания, не имел случая убедиться в твоем благородстве и душевной чистоте? Пусть будут прокляты злоба и гнев, где бы они ни проявились!
– Воистину так, брат.
Идрис глубоко вздохнул и задумчиво, словно сам себе, сказал:
– Сколько я причинил тебе зла! Его не искупят все беды, которые меня постигли и еще постигнут.
– Да простит тебе Господь. Знаешь, я не теряю надежды на твое возвращение в дом. Несмотря на гнев отца, я все же пытался говорить с ним о тебе.
Идрис улыбнулся, обнажив гнилые, желтые зубы.
– Я так и думал. Если есть надежда смягчить гнев отца, то под силу это только тебе.
Глаза Адхама заблестели.
– Благородство твоих слов для меня лучший советчик. Я думаю, уже настало время поговорить с отцом.
Идрис безнадежно покачал лохматой головой.
– Кто старше на день, опытнее на год, а я старше тебя на десять лет. Знай, что отец наш может простить все, кроме того, что его сделали всеобщим посмешищем. Он ни за что не простит меня, и мне нет надежды на возвращение в Большой дом.
Идрис, конечно, был прав, и эго только увеличивало неловкость и замешательство Адхама. Он грустно спросил:
– Что я могу для тебя сделать? Идрис снова улыбнулся.
– Не думай о том, чтобы помочь мне деньгами. Я знаю, что, как управитель имения, ты безукоризненно честен, и если протянешь мне руку помощи, то лишь из собственного кармана, а этого я не приму. Ты сегодня муж и завтра станешь отцом. Не бедность побудила меня прийти к тебе, меня привело желание покаяться в обидах, которые я тебе нанес, вернуть твою дружбу. И еще у меня есть к тебе просьба.
Адхам устремил на брата внимательные глаза.
– Скажи скорее, в чем она заключается.
Идрис придвинулся совсем близко к брату, словно боясь, что стены могут его услышать, и прошептал:
– Я хочу удостовериться в своем будущем после того, как погубил настоящее. Как и ты, я скоро стану отцом. А что ждет моих детей?
– Я сделаю все, что смогу.
Идрис благодарно погладил Адхама по плечу и продолжал:
– Я хочу знать, лишил ли меня отец моей доли наследства.
– Как же я это узнаю? Но если хочешь мое мнение… Идрис с тревогой перебил:
– Я хочу знать не твое мнение, а мнение отца…
– Но тебе хорошо известно, что он ни с кем не делится своими планами.
– Да, но он, конечно, составил на этот счет документ. Адхам молча покачал головой, а Идрис продолжал его убеждать:
– В документе на владение поместьем все записано… – Не знаю. И никто в доме не знает. Всю мою деятельность по управлению отец полностью контролирует. Грустно глядя в глаза брату, Идрис говорил:
– Документ этот находится в огромной книге. Я видел ее однажды, когда был еще мальчиком. Я спросил отца, что в этой книге я был тогда его любимцем,– и он ответил, что в книге записано все о нас. Больше мы об этом не говорили, и на вопросы мои он отвечать не желал. Я уверен, что судьба моя записана в этой книге.
Чувствуя себя припертым к стенке, Адхам пробормотал:
– Бог знает.
– Книга лежит в маленькой комнатке, примыкающей к покоям отца. Ты, конечно, видел дверцу в правой стене – она всегда заперта, а ключ находится в серебряном ларчике, в ящичке отцовского стола, ближнем к его постели. А сама книга лежит в маленькой комнатке на столике.
Адхам тревожно сдвинул брови, спросил еле слышно:
– Чего ты хочешь? Идрис ответил со вздохом:
– Если я могу обрести покой в этом мире, то лишь узнав, что написано обо мне в книге. Адхам испуганно проговорил:
– Мне легче прямо спросить о десяти заповедях!
– Он не ответит. И разгневается. Подумает о тебе плохо, заподозрит в твоем вопросе тайный умысел. Мне вовсе не хочется, чтобы, делая добро мне, ты потерял расположение отца. Наверняка он не намерен разглашать свои десять заповедей.
Если бы это входило в его намерения, он давно поведал бы их всем нам. Узнать содержание документа можно лишь путем, который предложил я. Это легко сделать на заре, когда отец прогуливается по саду.
Адхам побледнел.
– Ты просишь невозможного, брат,– сказал он. Идрис скрыл свое разочарование под кривой улыбкой и возразил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142