«А твоя благосклонность дороже мудрости!» – подумал Касем, а вслух сказал:
– Да хранит тебя Аллах!
– Ловко ты управился с жителями улицы, словно с овцами,– пошутила Камар.
– Да сопутствует тебе удача,– пожелала она ему на прощание.
Касем ушел, унося счастье в душе. У каждого дома стадо его пополнялось то овцой, то козой. Люди приветливо здоровались с ним. Даже футуввы, которые обычно не отвечали на его пожелания доброго утра, сегодня смотрели на него не так косо.
Шагая вслед за стадом, Касем обогнул стену Большого дома и вышел в пустыню. Солнце, поднявшееся над горой Мукаттам, встретило его ярким светом.
Утренний ветерок уже нес в себе его горячее дыхание.
У подножия горы он заметил несколько пастухов. Какой-то мужчина в рваной одежде шел, наигрывая на свирели, а в ясном небе парили коршуны. Воздух был чист и благоуханен. Огромная гора, одиноко стоявшая в пустыне, казалась в этот час обителью прекрасных надежд. Окинув пустыню взглядом из края в край, Касем ощутил радость от увиденного и, переполненный счастьем, запел:
О красота! О прелесть! О счастье! Имя твое начертано в моем сердце.
Он переводил глаза со скалы Кадри и Хинд на место, где погибли Хумам и Рифаа, потом на место, где произошла встреча Габалауи с Габалем. Все соединилось здесь – солнце, гора, песок, слава, любовь, смерть. И в его сердце взошла любовь. Но что все это значит? Что было в прошлом и что последует в будущем? Юноша размышлял об улице с ее враждующими кварталами и соперничающими футуввами, с ее преданиями, которые рассказываются в каждой кофейне на свой лад.
Перед полуднем Касем погнал свою отару к рынку Мукаттам, где навестил, как обычно, муаллима Яхью. Старик спросил его:
– Говорят, ты что-то совершил вчера на нашей улице? Стараясь скрыть смущение, Касем отхлебнул глоток чая, а Яхья продолжал:
– Лучше бы ты позволил им подраться, чтобы они перебили друг друга.
Касем, не поднимая глаз, тихо сказал:
– Ты так не думаешь на самом деле?
– Не позволяй людям хвалить себя, не то вызовешь гнев футувв!
– Чем я могу их разгневать?
– А кто мог подумать, что Рифаа будет так вероломно предан? – вздыхая, проговорил старик.
– Разве можно сравнивать великого Рифаа со мной? – удивился Касем.
Когда юноша собрался уходить, муаллим напутствовал его:
– Всегда храни подаренный мной амулет. Вечером, сидя в тени скалы Хинд, Касем услышал голос Сакины, звавшей свою овцу. Он вскочил, обогнул скалу и увидел служанку: она стояла возле овцы, гладя ее шерсть. Поздоровавшись, Сакина сказала:
– Я иду по делу в Даррасу и решила сократить путь, пройдя здесь.
– Но сегодня в пустыне очень жарко!
– Поэтому я и хочу немного отдохнуть в тени скалы,– с улыбкой проговорила Сакина.
Они сели рядышком там, где лежал посох Касема, и Сакина продолжила разговор:
– Вчера, когда ты спас честь улицы, я поняла, что твоя мать молилась за тебя перед смертью.
– А ты не хочешь помолиться за меня? – улыбнулся Касем.
Сакина лукаво подмигнула.
– За таких, как ты, молятся благородные женщины.
– Кому нужен пастух?!
– Пути Господни неисповедимы! А ты сейчас сравнялся с футуввами, не пролив ни капли крови.
– Клянусь, твоя речь слаще меда!
Подняв на юношу свои выцветшие глаза, женщина спросила:
– Хочешь, я укажу тебе путь?
– Да! – взволнованно проговорил Касем.
– Попытай счастья, посватайся к нашей госпоже! Касем не поверил своим ушам.
– О ком ты говоришь, Сакина?
– Не притворяйся, что не знаешь! В нашем квартале только одна госпожа.
– Госпожа Камар?!
– А кто же еще?
Дрожащим голосом Касем проговорил:
– Ее муж был знатным человеком, а я всего лишь пастух.
– Но если судьба улыбнется, ее улыбка осветит все вокруг.
– А ее не разгневает мое сватовство?
Поднимаясь с места, Сакина наставительно проговорила:
– Никто не знает, что обрадует женщину, а что рассердит. Положись на Аллаха! Ну, будь здоров!
Касем поднял голову к небу и зажмурил глаза, как в сладком сне.
68.
Сидя после ужина вокруг еще не убранной таблийи, дядюшка Закария, его жена и сын Хасан в замешательстве смотрели на Касема. Качая головой, Закария говорил:
– Ты плетешь какую-то несусветицу. Я всегда считал тебя человеком умным и достойным, несмотря на бедность. Неужели у тебя помутился рассудок?
Жена Закарии во все глаза разглядывала юношу, любопытствуя узнать, что же произошло.
– Со мной разговаривала ее служанка, и разговор этот подал мне надежду, – объяснил Касем.
– Служанка?! – вырвалось у тетки, которая глазами умоляла Касема продолжать.
Дядюшка растерянно усмехнулся и недоверчиво заметил:
– Быть может, ты ее не так понял?
Касем ровным голосом, скрывавшим волнение, ответил:
– Я понял правильно, дядя! Тут тетка не выдержала:
– Так оно и есть! Если служанка сказала, значит, и госпожа говорила.
– Наш Касем – всем мужчинам мужчина! воскликнул Хасан, гордясь любимым братом.
А Закария, качая головой, бормотал себе иод нос: «Вот тебе и «Горячий батат!»
– Но у тебя нет ни миллима! – обратился он к Касему.
– Но он пасет ее овцу, возразила жена, так что ей должно быть об этом известно.– И засмеявшись, добавила: – Дай слово, Касем, что в погоне за счастьем ты не принесешь в жертву овец.
– Бакалейщик Увейс приходится дядей госпоже Ка-мар,– в раздумье проговорил Хасан. Он самый богатый человек в нашем квартале и станет нашим родственником, как и Саварис. Чего еще можно желать?!
– Госпожа Камар через ее покойного мужа состоит в родстве с Аминой– ханум, женой управляющего,– вспомнила его мать.
– Это только осложняет дело,– забеспокоился Касем. Вдруг дядюшка Закария, поняв, что сулит его семье столь высокое родство, с неожиданной решимостью заявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142