– Мне кажется, – возразил Хумам с улыбкой,– худшие черты в нем те самые, которыми гордишься ты, – сила и мощь.
– Он, – вскинулся Кадри, – получил эту землю в дар, не приложив никаких усилий, а потом возгордился и вознесся сверх меры.
– Но ведь ты сам недавно сказал, что даже валий не мог жить в этой пустыне один.
– Ты находишь в недавно услышанной нами истории оправдание его гневу против наших родителей?
– Ты гневаешься на людей и из-за более ничтожных причин.
Кадри схватил кувшин и стал жадно из него пить. Напившись, он воскликнул:
– Но чем виноваты внуки?! Почему мы должны пасти скот? Хотел бы я узнать, что написано в его завещании и что он уготовил нам?
Хумам вздохнул и задумчиво произнес:
– Богатство освобождает человека от трудов и забот, позволяет ему жить легко и весело.
– Ты повторяешь слова отца. Мы барахтаемся в грязи и мечтаем об игре на свирели в прекрасном саду. Честно признаюсь, наш дядя нравится мне больше, чем отец.
Хумам зевнул, потянулся и, вскакивая на ноги, сказал:
– Как бы то ни было, мы не последние люди на земле – у нас есть крыша над головой, и кусок хлеба, и овцы, мы продаем их молоко и мясо, а из шерсти мать вяжет нам одежду.
– А как же сад и свирель?
Хумам не ответил. Взяв палку, он пошел к стаду. Кадри тоже поднялся с земли и крикнул насмешливо, обращаясь к Большому дому:
– Ты оставишь нам наследство или и после смерти своей будешь карать так же, как караешь при жизни? Отвечай, Габалауи!
И эхо отозвалось: «Отвечай, Габалауи!»
14.
Братья заметили вдалеке человека, который направлялся в их сторону. Черты его разобрать было трудно, но, когда он подошел поближе, Кадри встрепенулся и красивые глаза его радостно заблестели. Хумам взглянул на брата с улыбкой, перевел взгляд на овец и промолвил словно про себя:
– Скоро стемнеет.
– Да пусть хоть рассветет,– беззаботно отозвался Кадри и, приветственно помахивая рукой, пошел навстречу медленно приближавшейся фигуре. Это была девушка, которая тяжело дышала, устав от дальней дороги и от того, что ноги ее все время увязали в песке. Ее красивые зеленые глаза глядели на братьев смело и весело. Она была закутана в малайю, которая оставляла открытой ее голову и шею. Ветер играл ее косами. Лицо Кадри утратило свою суровость, и радостно прозвучал его голос:
– Добро пожаловать, Хинд.
– Здравствуй,– нежным голосом откликнулась Хинд и, обернувшись к Хумаму, приветствовала его также: – Добрый вечер, братец.
– Добрый вечер, сестрица. Как поживаешь? – в свою очередь с улыбкой сказал Хумам.
Кадри взял девушку за руку и повел к большой скале, что возвышалась на расстоянии нескольких метров от места их отдыха. Они обошли скалу и остановились у ее склона, обращенного к Мукаттаму, где они были скрыты от глаз всех проходящих по пустыне. Кадри притянул Хинд к себе, обнял обеими руками и поцеловал долгим поцелуем. На мгновение девушка забылась, отдаваясь его ласке, но тут же высвободилась из объятий и, тяжело дыша, принялась оправлять на себе малайю. Острый взгляд Кадри впился в ее смеющиеся глаза. Внезапно какая-то мысль прогнала улыбку с лица Хинд, губки ее недовольно искривились.
– Я с трудом вырвалась из дома. Уф, так больше жить невозможно.
Кадри нахмурился.
– Не обращай внимания,– сказал он.– Наши родители глупы. Мой добрый отец – дурак, и твой злой родитель не умнее его. Они хотят передать нам по наследству свою ненависть друг к другу. Что за глупость! Скажи, как тебе удалось сбежать?
– День прошел как всегда,– отвечала Хинд.– Мать с отцом без конца бранились. Он раз или два влепил ей пощечину. Она нещадно ругала его и излила свою ярость на посуду, расколотив несколько горшков. Сегодня она этим ограничилась. А бывает, в ответ на побои она вцепляется отцу в волосы. Он, конечно, легко с ней справляется, и она проклинает его на чем свет стоит. Но если он пьян – с ним лучше не связываться. Часто у меня возникает желание удрать из дому, я ненавижу эту жизнь. Я забиваюсь в угол и плачу, пока глаза не опухнут от слез. Сегодня я дождалась, когда отец оделся и ушел, схватила малайю, а мать, как всегда, встала на пороге и не хотела меня пускать. Но я все же вырвалась.
Держа ее руку в своих, Кадри спросил:
– Она не догадывается, куда ты ходишь?
– Не думаю. Да и не важно, она все равно не осмелится сказать отцу.
– А что ты будешь делать, если он узнает?
Хинд засмеялась, но в смехе слышалась растерянность:
– Я его не боюсь, хотя он и суров. Я даже люблю его. И он, несмотря на свой грубый нрав, искренне любит меня. Я даже уверена, что ничего дороже меня для него на свете нет. Может быть, именно поэтому мне так трудно.
Кадри уселся на песок и усадил рядом с собою Хинд. Поцеловал ее в щеку и сказал:
– У моего отца характер легче, чем у твоего. Однако он выходит из себя при всяком упоминании о брате. Он не признает за ним ни одного хорошего качества.
Слова Кадри напомнили девушке о том, как ее отец отзывается о брате, и, смеясь, она сказала:
– Твой отец ругает моего за грубость, а мой твоего – за доброту. Но главное, они ни в чем не согласны друг с другом.
Кадри вскинул голову, проговорил с вызовом:
– Но мы сделаем так, как нам хочется.
Глядя на юношу с любовью и нежностью, Хинд отозвалась:
– Мой отец всегда поступает так, как ему хочется.
– Я многое могу. Скажи, чего желает для тебя твой пьяница отец?
Хинд невольно рассмеялась и сказала протестующе, но в то же время ласково:
– Говори о моем отце уважительно. Ущипнула Кадри за ухо и продолжала:
– Я много раз задавала себе вопрос, какой судьбы он мне желает. Иногда мне кажется, что он вообще не хочет выдавать меня замуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142