– Блокада давно снята. Сейчас никто уже не интересуется Кадру и его убийцей. Говорят, это Хода-ханум спасла нас от голодной смерти. Однако мы обречены на вечное унижение. Нет у нас ни кофейни, ни чести. Мы стараемся найти работу подальше от нашей улицы, а возвращаясь домой, пробираемся закоулками, чтобы нас никто не видел. Если же кто-нибудь нарвется на футувву, то обязательно схлопочет пощечину или плевок. Пыль на земле они уважают больше, чем нас, Габаль! Счастливчик ты, что живешь вдалеке!
– Оставь в покое мое счастье,– недовольно проворчал Габаль.– Лучше скажи, не пострадал ли кто еще?
Даабас, игравший камушками, подбрасывая их вверх, ответил:
– Во время блокады они десятерых наших убили.
– О Господи!
– Их убили в отместку за презренного Кадру. Но все они не из числа наших близких друзей.
– Разве они не были членами рода Хамдан? – спросил Габаль, сдерживая гнев.
Даабас, поняв, что сказал глупость, заморгал глазами, губы его беззвучно зашевелились в поисках слов оправдания, а Габаль продолжал:
– А оставшиеся в живых безропотно сносят пощечины и плевки?
Он чувствовал себя виноватым в смерти этих людей, и сердце его ныло от боли. Как раскаивался он за каждый счастливый миг, прожитый им с тех пор, как он покинул свой дом.
– Наверное, ты сейчас единственный из рода Хамдан, кто счастлив.
– Я ни на один день не забывал о вас! – с горячностью воскликнул Габаль, потрясенный словами Даабаса.
– Но ты далек от наших забот и тревог!
– Прошлое всегда со мной!
– Не терзайся понапрасну. Мы уже ни на что не надеемся.
Габаль молчал, задумавшись.
Даабас с тревожным любопытством взглянул на своего собеседника, но из уважения к искренней печали, написанной на его лице, тоже не говорил ни слова. Габаль смотрел себе под ноги и наблюдал за навозными жуками, которые суетливо бегали по песку и прятались под мелкими камешками. Пастух тем временем отряхнул от песчинок свою галабею и надел ее, спасаясь от жарких солнечных лучей. Габаль наконец нарушил молчание:
– Клянусь, мое счастье кажущееся.
– Но ты заслужил его,– вежливо откликнулся Даабас.
– Я женился, нашел себе дело, как ты видел собственными глазами, но по ночам меня мучат тревожные сны.
– Да благословит тебя Аллах!.. А где ты живешь? Габаль не ответил, вновь погрузившись в размышления.
– Жизнь не станет лучше, пока существуют такие негодяи,– вдруг сказал он.
– Согласен, только как от них избавиться?
Тут раздался голос пастуха, звавшего овец. С длинной палкой под мышкой он шел за своим стадом, гоня его домой. Издалека донеслось его пение.
– Где я смогу тебя найти? – спросил Даабас.
– В доме Балкыти, заклинателя змей. Только пока никому не рассказывай обо мне!
Даабас поднялся, пожал Габалю руку и пошел прочь, а Габаль провожал его печальным взглядом.
37.
Приближалась полночь. Улица Габалауи была погружена во мрак. Лишь из-под дверей кофеен, закрытых, чтобы внутрь не проникал холодный воздух, пробивались лучи света. В зимнем небе не светилась ни одна звездочка. Мальчишки сидели по домам. Даже кошки и собаки куда-то попрятались. Тишину нарушали лишь унылые и однообразные звуки ребаба – невидимый поэт в который уж раз пересказывал древние предания. Квартал хамданов был окутан мраком и безмолвием. В этот момент со стороны пустыни появились две тени. Они прошли под стеной Большого дома, миновали дом эфенди, держа путь в квартал хамданов, и остановились в центре квартала. Один из путников постучал в дверь. Стук прозвучал в тиши, как удар в бубен. Дверь открыл сам Хамдан, казавшийся очень бледным в свете фонаря, который держал в руке. Он поднял фонарь повыше, чтобы разглядеть лицо гостя, и удивленно воскликнул:
– Габаль!
Посторонившись, Хамдан пропустил Габаля, и тот ступил в дом, неся в одной руке большой узел, а в другой – мешок. За ним вошла женщина, тоже с узлом в руках. Мужчины обнялись. Хамдан оглядел женщину и, заметив ее живот, сказал:
– Твоя жена?! Добро пожаловать! Идите за мной и не спешите.
Они проследовали длинным крытым коридором в просторный двор. Отсюда поднялись по узкой лестнице в комнаты Хамдана. Шафика прошла на женскую половину, а мужчины вошли в большую комнату с балконом. Новость о возвращении Габаля быстро облетела всех членов рода Хамдан, и многие мужчины пришли поздороваться с ним. Даабас, Атрис, Далма, Лли Фаванис, поэт Ридван, Абдун и другие, знавшие его, горячо пожимали руку Габаля и рассаживались на тюфяках и циновках, с нетерпением и любопытством ожидая его рассказа. И Габаль поведал о том, как он жил на чужбине, и ответил на их вопросы. Собравшиеся обменивались грустными взглядами, и Габаль понял, что они совсем пали духом и решимость покинула их души и истощенные голодом тела. Они тоже рассказали ему о том, в каком унижении им приходится жить, а Даабас выразил свое удивление тем, что Габаль вернулся – ведь он ничего не утаил от изгнанника во время их встречи месяц назад.
– Ты пришел, чтобы позвать нас последовать твоему примеру и переселиться на новое место? – насмешливо спросил Даабас.
– Наше место только здесь! – резко возразил Габаль. Звучавшая в его голосе сила приковала к нему всеобщее внимание. В глазах Хамдана светилось любопытство.
– Будь они змеями, ты бы справился с ними без труда,– заметил он.
Вошла Тамархенна с чаем. Она тоже тепло приветствовала Габаля, похвалила его жену и предсказала, что та родит сына, но тут же поправилась:
– Впрочем, сейчас наши мужчины мало чем отличаются от женщин!
Хамдан прикрикнул на старуху, и она поспешила покинуть комнату. Однако робкое выражение, застывшее в глазах мужчин, свидетельствовало о том, что слова Тамархенны справедливы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142