С точки зрения флагмана Макомбера, Вани и
Двуглавого Юла, игра, безусловно, стоила свеч, остальные же ничего лучшего
предложить не могли.
Впрочем, по мнению землян, имелся весьма жирный шанс на то, что
противник поопасется делать сразу же резкие движения. Нормальный расчет на
благоразумие мерзавцев, на их страх перед возмездием, на их готовность в
любой момент спасти свою шкуру за счет шкуры соучастников. Флагман
Макомбер рассчитывал так или иначе втянуть главарей в переговоры, убедить
их в том, что на чудо-доктора надеяться не приходится, а надеяться следует
исключительно на добрую волю Земли и на ее медицину, тоже, кстати, весьма
неплохую, а для этого лучше всего, не теряя драгоценного времени, задрать
конечности вверх и сдаться на неизреченную милость самой гуманной расы в
обозримой Вселенной, и это было бы тем более разумно, что вот-вот, следом
за ним, флагманом Макомбером, и его друзьями придет некто, с кем уже не
очень-то поразговариваешь...
Разумеется, и на таком пути могли возникнуть всевозможные
оскорбления, вплоть до обмена оскорблениями действием, но это уже, как
говорится, издержки смелого предприятия, а вообще-то, шанс продержаться
час-полтора у наших героев, несомненно, как они считали, был. Но!
Во-первых, как мы уже знаем, могучий космоход "Георгий Гречко" никак
не мог появиться в пространстве Противника ни через час, ни через полтора
часа, и разведывательно-диверсионная группа флагмана Макомбера оказалась
предоставлена самой себе на куда более значительное время.
Во-вторых, бандиты хотя и не перебили наших героев на месте, но и не
дали им никаких шансов затеять переговоры.
Похождения группы в логове Великого Спрута будут описываться здесь
главным образом со слов и с точки зрения Вани, сына Портоса, интраоптика и
бродячего артиста. Причин тому несколько, кое-какие из них выяснятся в
ходе повествование, но главная состоит в том, что именно из Ваниного
рассказа, изобилующего деталями и эмоциями, составилось у нас наиболее
яркое, наиболее красочное, наиболее отчетливое представление о событиях.
Прежде всего выяснилось, что даже хорошо закаленный человеческий
организм совершенно не подготовлен к тому, чтобы его протаскивали сквозь
уровни "матрешки пространств". Ужасные ощущения, которые испытывал при
этом Ваня, описанию не поддаются. Однако во всех временах и во всех
пространствах всему на свете приходит конец. Ваня почувствовал, что его
перестали прокручивать на гигантской мясорубке, и ужасные ощущения его
покинули, оставив после себя медленно гаснущие искры под зажмуренными
веками, утихающий звон в ушах, сильный медный привкус во рту и зуд по
всему телу от лица до пяток. В нос била гниловатая вонь болотных
испарений.
- Готово! - проскрипел отвратительный голос. - Вот они, голубчики! А
ну, мокрицыны дети, берись! Этого в "синий трефовый", этого в "черный
бубновый", а этого, двухголового, ко мне в "особую", сама им займусь!
Ваня глаз разжмурить не успел, как вонючие мохнатые лапы подхватили
его и поволокли куда-то. Он попытался было воспротивиться, но на его
голову обрушился тяжелый мягкий удар, и он тут же обмяк.
Нет, никаких переговоров не получилось. Сразу по прибытии их
растащили по разным помещениям и принялись допрашивать.
Ваня оказался в кубическом помещении размером примерно 3х3х3 метра со
стенами из ржавых железных листов и с белым потолком, посередине которого
красовалось изображение бубнового туза черного цвета. Два огромных
тарантула, покрытых редкой щетиной по белесой шкуре, с ловкостью,
свидетельствующей о богатой практике, мигом оплели Ваню по рукам и ногам
липкой паутиной толщиной в мизинец и встали перед ним, угрожающе
покачиваясь на растопыренных мохнатых лапах, злобно уставившись на него
тусклыми пуговицами глаз - по шести на каждого.
Впрочем, это были всего лишь подручные, а главным там был гигантский
богомол, совершенно заплесневелый от старости и шибко страдающий то ли от
каких-то паразитов, то ли от какой-то кожной болезни. Плоскую хитиновую
харю его между выпученными глазищами украшала зажившая трещина, ханжески
сложенные перед тощей грудью зазубренные руки-клешни были испачканы
комковатыми потеками - должно быть, остатками завтрака. Или обеда. Словом,
зрелище он собой являл отвратное, хуже, чем тарантулы.
С минуту он разглядывал Ваню, поворачивая башку справа налево и слева
направо, затем проскрипел:
- Это ты. Я тебя узнал.
- Вы - меня? - удивился Ваня.
- Да. Не отпирайся. Это ты двадцать лет назад треснул меня багром
между глаз. На Планете Негодяев.
- Помилуйте, - сказал Ваня. - Я никогда не был на Планете Негодяев.
- Посмотри на меня, - проскрипел богомол.
- Смотрю.
- Я - богомол Синда. Ужаснись.
- Пожалуйста, если вам так удобнее. Ужасаюсь.
- Правильно делаешь. Хвалю. У меня не врут. У меня говорят правду.
- Но я и говорю правду! Не я это!
- Верно. Это не ты. Потому что ты - доктор Итай-итай.
Ваня вытаращил глаза.
- Кто?
- Ты. Ты - доктор Итай-итай. Не отпирайся.
- Вы ошибаетесь, - проникновенно произнес Ваня. - Доктора Итай-итай
вообще еще не...
- Ты не доктор Итай-итай?
- Нет же, говорю вам... Дело в том, что...
- Где доктор Итай-итай?
- Слушайте, гражданин Синда, я же говорю вам: доктор Итай-итай еще не
родился! Он родится, только через три столетия! Давайте я вам все
объясню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78