Немного погодя, уже жалея о том, что наговорила сыну лишнего, повернулась к нему:
— Кукентай, ты...— и запнулась.
Ее Кукентай задремал, обняв обеими руками колени и опустив голову.
Мээркан собрала все оскребки, все остатки, приготовила семь лепешек, семь благодарственных хлебцев,— ведь и в самом деле доброе дело сделано, большое дело. И правду сказал ее сын, свой народ не даст с голоду пропасть... Едва она вскипятила чай и расстелила скатерку, как снаружи послышался конский топот. Кутуйан встрепенулся. Его Серый вроде бы на пастбище... Но в юрту уже входил здоровенный джигит. Не поздоровавшись, объявил:
— Сатыке ждал до вечера. Просил передать, что он не хуже людей, а деньги были даны на всех. Он требует свою долю.
Кутуйан даже не удивился.
— Вот оно что...— протянул он с жестом предложил джигиту присесть.
Тот не обратив на приглашение никакого внимания, продолжал:
— Сатыке велел мне повидаться с тобой и поскорее возвращаться.
— Вот оно что,— повторил Кутуйан и задумался, потирая рукой щеку.— Вам, наверное, известно, что мы все раздали. Как же быть?
Джигит молчал. Ему-то что, раздали они или не раздали. Только пожал плечами — тебе знать, что делать.
Кутуйан еще немного подумал и обратился к матери:
— Мама, я вижу, там у тебя завернуто... Этим людям и вправду причитается их доля, не следует отправлять посланного с пустыми руками. Как ты считаешь?
Мээркан поняла его сразу. Взяла завернутые в чистую тряпку семь благодарственных хлебцев — обычную милостыню для сирот — и протянула Кутуйану. Кутуйан обернул их потуже и вручил джигиту.
— С богом! Передашь Сатыке, не разворачивая.
Джигит решил, что ему дают сверток с деньгами, и ответил с поклоном:
— Будет исполнено, Кутуйан-мирза!
Кутуйан слегка улыбнулся, услышав это «мирза».
— Вот и ладно,— сказал он. — Передай поклон Сатыке. Пусть примет малое за большое и получит свою долю. Ведь он желает народу только добра.
7
Многое, очень многое еще можно рассказать.
Вскоре состоялись выборы. И ведь выиграло на выборах племя кунту, на его стороне оказался перевес. Тот же Саты- бий умело воспользовался обидой сына Байтика Абдырак- мана на отца и перетянул его на свою сторону. Болушем выбрали сына Базаркула Джангазы, да только не привелось ему побыть на этой должности. Под предлогом, что нет у Джангазы каких-то там законных прав, вместо него утвердили болушем Байсала.
Вроде бы все в этой жизни должно подчиняться закону, а на деле часто выходит, что беззаконие сильнее закона. Надо сказать, что Кутуйана вся эта история с выборами не слишком задела. Байсал станет болушем или кто другой, простым людям оттого один прок.
С некоторых пор Кутуйан все чаще думал о том, как мало он знает, как недалеко ушел от самых темных и ограниченных своих родичей. А ведь мир так велик, столько в нем народов, стран и судеб! Кое-что ему рассказывал об этом тот же Малай, но он многого не понимал в его рассказах. Если бы нее это узнать, постичь разумом, если бы стать таким, как Абас-мирза...
Абас-мирза был тот самый племянник Бая, который уехал учиться в Россию. Вскоре после выборов он приезжал навестить дядю.
Бедняжка Бегаим так часто всмоминала его. За год до перекочевки его ждали в гости, да так и не дождались. С той поры уж сколько лет прошло, сколько минуло событий...
Абас-мирза приехал в легкой красивой коляске. Оказался пн бледнолицым и худощавым джигитом среднего роста. Полосы длинные, зачесаны со лба назад. Было в нем что-то особенное. Хоть он и мусульманин, но не такой, как другие. С ним вместе приехали еще двое, кажется родствен- ни ки.
Бай принял гостей на славу. Зарезали жеребенка, барана, подавали и кумыс, и вино. Иначе нельзя — гости знатные, почетные. Ради них созвали всю верхушку кунту. Пригласили лучших комузистов и певцов-импровизаторов, устроили игры, установили качели — словом, сделали все, чтобы приезжим было хорошо и весело.
Во время всех этих развлечений Абас и Кутуйан несколько раз перемолвились парой слов; должно быть, Абас кое-кого и расспрашивал о Кутуйане и услышал о нем доброе мнение, во всяком случае, он явно им заинтересовался и попросил, чтобы именно Кутуйан сопровождал его во время поездки в горы. Абас соскучился по горам, ему хотелось проехаться подальше и повыше. Отправились на добрых лошадях, можно сказать, только вдвоем, если не считать джигита, которого на всякий случай послал вместе с ними Тойчубек.
Миновали Чон-Таш и через Кара-Конуш поднялись на плоскогорье Далы. День выдался прекрасный, тянул не сильный, но стойкий ветерок, и высокая зеленая трава клонилась, колыхаясь волнами, словно вода в озере.
На юг тянулись перед ними изрезанные ущельями скалистые хребты Ала-Тоо. С вершин спускались бело-голубые ледники, ослепительно прекрасные, сверкающие, грозные, полные непонятной тайны. Темнели ущелья, глубин которых никогда не касался солнечный луч.
Далеко внизу раскинулась равнина Сары-Узена, и чем дальше, тем гуще казалась синеватая дымка, скрывая все очертания. На пологих склонах и в предгорьях во множестве рассыпаны юрты, юрты, юрты — аил за аилом, а пониже виднелись поля джатаков — словно заплаты на чапанах их хозяев. Вдоль дороги, что вела на Аулие-Ата и Ташкент, выстроились один за другим поселки переселенцев. Кутуйан хорошо знал только дорогу на Бишкек, дальше он никогда еще не бывал.
Джигит Тойчубека достал из тороков и бурдючок, налил им кумыса.. Абас и Кутуйан выпили по пиалке и дальше пошли пешком. Джигит остался при лошадях.
Вскоре Абас остановился и, скрестив руки на груди, долго смотрел вдаль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92