Оба молчали. Но сколько можно так стоять? Казат резким движением кинул поводья коню на шею, шагнул к берегу и вошел в реку. Оступаясь и с трудом сохраняя равновесие в бешено несущейся воде, он перешел на этот берег и
остановился перед Бегаим. Лицо у него было бледное, какое- то оцепеневшее, но глаза! Такой огонь полыхал в них, что, казалось, освободи его — и он спалит весь мир.
Бегаим подступила совсем близко к нему и положила руку ему на грудь.
— Казат, здравствуй, как ты?
Молчание. В ответ только вздох, тяжелый, прерывистый.
— Ты здоров?
Казат кивнул, но опять не сказал ни слова.
Бегаим положила ему на грудь вторую ладонь. Бешмет соскользнул с ее плеч и упал на землю. Она не заметила. Тесно прижалась к Казату. Слышала частые удары его сердца, его горячее дыхание.
— Приехал...— Бегаим запрокинула голову, поглядела Казату прямо в глаза.
— Как же... я...— Казат наконец смог заговорить.— Я каждую ночь приезжал.
— Правда?
— Правда... Как...— Он не знал, можно ли назвать ее по имени или ласковым словом, но не решился ни на то, ни на другое.— Как ваше здоровье?
— Слава богу.— Бегаим вздохнула.— Что об этом спрашивать, жива, и ладно.
— Да ведь и болезнь тоже ни к чему.
— Ты моя болезнь... Боялась, не заслали бы куда-нибудь далеко.
— Куда им посылать, дали табун полукровок, вот и все.
— Значит, ты все время крутился тут поблизости.
— Да я... Не хотелось мне быть далеко от вас.
Бегаим прижалась к нему еще крепче.
— Так ты ради меня...
Казат впервые в жизни обнимал женщину; захваченный небывалыми ощущениями, он ничего не ответил Бегаим — не в силах был ответить, слова не шли с языка. Она опомнилась первая. Уже совсем рассвело, и Бегаим разжала руки, отступила.
— Казат, тебе нужно уйти сейчас... Иди.
Он хотел возразить, но она зажала ему ладонью рот.
— Нет, нет... Уходи и возвращайся ночью. Буду ждать тебя в юрте. Коня оставь здесь.
Казат молча повернулся, быстро перешел речку, сел на коня и ускакал. Бегаим опомниться не успела, как осталась одна. Неужели она обидела, рассердила его? Неужели? Но в глубине души верила: он придет. Непременно.
О О. Даникеев
161
До самого вечера она не находила себе места. Долго- долго убирала юрту — так убирают, когда ждут самого дорогого человека. Делала все сама, никого не позвала на помощь. Еще днем попросила молодух пораньше управиться с приготовлением еды на вечер. Они и вправду управились рано и подали ужин засветло. Айдай так устала за день, против воли принимая участие в хлопотах Бегаим, что даже есть не хотела — только бы поскорее лечь и уснуть. Бегаим, занятая делом и погруженная в свои мысли, не замечала этого, и Айдай в конце концов прикорнула возле нее, уткнув голову ей в колени, едва та присела у очага. Тогда женщина спохватилась, уложила девочку на постель и, опустившись рядом на ковер, долго о чем-то думала, рассеянно обводя пальцем узоры ковра. Легкая улыбка тронула губы, Бегаим тихонько запела старинную песню, медленную, протяжную. Потом она долго ходила босая по юрте и перебирала пальцами кончик перекинутой на грудь косы. Остановилась, глянула на чамгарак, подошла и расправила белую шелковую занавеску, которой отделена была ее постель.
Звезды высыпали на небе.
А Казата все не было.
Бегаим вышла из юрты, вгляделась в ночную тьму. Прислушалась. Ничего не видно и не слышно. Неужто и вправду он обиделся? Не придет? Глаза постепенно привыкли к темноте, и Бегаим наконец разглядела неподвижно застывшую фигуру.
— Кто здесь?
Человек молча шагнул к ней. Она не отступила), только почему-то крепче запахнула на себе безрукавку.
— Я это, я, — очень тихо произнес Казат, остановившись совсем рядом.
— Когда ты пришел?
— Только что.
— Почему не заходишь? Идем.— Бегаим повернулась и пошла к юрте.
Казат пошел за ней. Зажмурился от света, ударившего в глаза.
— Ты голоден? — спросила Бегаим, но он только головой качал: какая там еда!
— Ну тогда...— Она улыбнулась Казату ласково и загадочно, взяла светильник и унесла его за занавеску. Там она поставила его и начала раздеваться.
Сквозь тонкую ткань белого занавеса Казат видел каждое ее движение и не мог отвести глаз. Он и сам не заметил, как
стянул с себя сапоги, развязал пояс... Тихо ступая, подошел к занавеске и отодвинул ее. Бегаим быстро повернулась к нему и прикрыла руками грудь, хотела что-то сказать, но не успела. Казат обнял ее и начал жадно целовать.
Самой короткой, но и самой счастливой в жизни стала для Бегаим эта ночь — в один миг она унесла и тоску, и неудовлетворенные желания, все ее горести унесла, смахнула прочь. Одной такой ночи довольно, чтобы не сетовать на судьбу. Пройдут года, хорошие или дурные, полные забот, но сколько бы их ни пришлось пережить, на каждый ляжет свет нынешнего счастья, вечный, как свет Полярной звезды, указующей путь. Он навсегда сохранится на небосклоне жизни Бегаим.
Ночь кончалась, забрезжил рассвет.
Казат, облокотившись на подушку, смотрел на задремавшую Бегаим. Темные тонкие волосы разметались по изголовью, ровно, спокойно дышала грудь, крошечные бисеринки пота выступили под глазами и над верхней губой. Он жадно вдохнул запах ее тела — нежный, волнующий.
Казат шевельнулся, собираясь встать. Бегаим мгновенно пробудилась, обняла его за шею.
— Подожди, Казат. Не уходи.
Он наклонился, поцеловал ее в лоб.
Бегаим вздохнула:
— Что, уже утро?
Из юрты они вышли вдвоем. Утро еще только начиналось, свежее и ясное, но Бегаим ничего не видела, не замечала. Тесно прижавшись к Казату, шла рядом с ним. Остановилась у самого спуска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92