Кутуйан усмехнулся:
— Народ — это море, Сатыке. А вы, отделившиеся от моря,— застоявшиеся лужи с дурно пахнущей водой.
— Ну, парень, ты выражайся поосторожней. Помни, если понадобится, я тебя в два глотка съем!
— Не съедите, Саты-бий аксакал, подавитесь!
— Что-о-о?!
И тут послышался крик Санджара:
— Кукентай! Перестань, милый, тебе с ними не равняться! Перестань!
Старик, задыхаясь, бежал к нему.
Но джигиты Саты-бия уже хлестали Кутуйана плетьми. Окруженный со всех сторон, он чувствовал, что его увлекают, заставляют двигаться куда-то, оттирают от людей. А народ всполошился. Крики, топот коней, бестолковая беготня...
Закусив губу, низко пригнувшись к шее коня, Кутуйан старался как можно крепче держать деньги. Он не чувствовал боли от сыпавшихся на него ударов. Только бы уцелели деньги, последняя надежда сирот и вдов, только бы не вытянули у него кошель. Пусть бьют плетьми, пусть ломают ребра, пусть льется его кровь, пусть, пусть! Только бы не отдать деньги — тогда все пропало. Не вернешь!
Его крепко зажали с обеих сторон, кто-то ухватил Серого за повод. Куда его тащат? Что у них на уме? Неужели никто не придет на помощь?
Они доскакали до узкой дороги над обрывом, и тут оба всадника, зажимавшие Кутуйана с обеих сторон, поотстали, иначе было не проехать, узко. Кутуйан немедленно воспользовался этим, хлестнул коня плетью. Серый понесся стрелой и, направляемый рукой хозяина, бежал наискосок вниз, в обход погони. Преследователи отстали, а Кутуйан вскоре вернулся к тому месту, откуда его начали теснить джигиты Саты- бия и где сейчас кипел настоящий котел: носились, хлеща коней камчами, всадники, пешие хватали с земли камни, как видно намереваясь с кем-то драться. Вначале никто даже не заметил Кутуйана, и только спустя некоторое время увидели, что он здесь, что он сумел уйти от напавших на него... Страсти мало-помалу улеглись, прекратились скачки и беготня, утихли возбужденные крики. Кутуйан, прижав левую руку к груди, улыбался, а на щеке у него, кое-как кем-то наскоро перевязанной, выступила сквозь повязку кровь.
— Довольно! — крикнул я.— Остановитесь. Что бы там ни было, а победа за нами, родичи! За нами!
Бурей радости встречены были его слова. Среди шумных возгласов одобрения то и дело звучало словно клич: «Кутуйан!.. Кутуйан!»
Кутуйан слушал и смотрел на людей. Сейчас он почему- то не видел отдельных лиц, они слились в единое подвижное целое. Радость и горе, тоска и надежды — все, все было в одном, и это одно проникало в каждую пору, пронизывало насквозь, пронизывало так, что захватывало дыхание. Кутуйану сдавило горло. Что это?..
Он опомнился скоро. Чуть подтолкнул ногами коня: вперед. Подняв руку, в которой держал мешок с деньгами, он повторил:
— Да, победа за нами, родные! Трава высыхает, но земля остается, беки уходят, но народ остается... Вот смотрите!
И люди смотрели на деньги, не отводя глаз. Им было безразлично, от кого эти деньги и откуда. Каждый думал лишь об одном — получить свою, хотя бы самую малую, долю, чтобы купить еды — прежде всего для детей. Их надежды и нужды, их заботы понял и принял на себя Кутуйан, который, сидя в седле, молча смотрит на них.
Скоро все стихло, замерло, и даже ветер не веял. И тогда, в полной тишине, выступил вперед все тот же старик:
— Кутуйан, сынок! Чего мы ждем?— Старик задохнулся от волнения и некоторое время не мог выговорить больше ни слова.— Чего мы ждем?— повторил он.— Раздай их!
Его поддержали:
— Раздай!
— Сделай так, дорогой!
— Кутуйан!
Снова и снова слышал он свое имя. Взволнованный, потерянный, он еле нашел в себе силы ответить:
— Раздать? Нет... Деньги не надо раздавать!
Недоумение на лицах, страх и горечь в глазах: «Что же ты,
Бала Кутуйан? А мы-то...»
Кутуйан снова тронул коня и подъехал совсем близко к растерявшимся людям.
— Да, раздавать не надо! — твердо повторил он.— Деньги на ручной мельнице не смелешь, их не съешь. Ведь это ваша общая доля. Никто не смеет отобрать их у вас. Давайте лучше совет держать, как нам правильнее поступить.
Лица посветлели.
— Ну так скажи нам, как поступить,— попросил кто-то.
Кутуйан подался вперед:
— Я думаю так... Копить деньги, беречь их нам теперь ни к чему. Нужно позаботиться о пропитании, купить хлеба, чтобы дотянуть до урожая. Выберем от каждого аила по человеку, пусть эти люди посчитают, сколько у них там семей. Вы знаете, что вьючных лошадей и волов у нас раз два и обчелся, но надо собрать караван и отправить с надежными людьми в Бишкек. Не достанем зерна в Бишкеке, двинемся в Токмак или Карабалты, там посмотрим. Вот как я считаю, братья мои, а вы что скажете?
— Добро, Кутуйан, да будет легкой дорога.
— Удачи тебе, Кутуйан!
Наутро отправились в путь до зари, собрав, сколько нашлось, вьючных животных. Длинный получился караван: шли гуськом, друг за другом лошади, волы, верблюды. Сопровождало караван по два, по три человека от каждого аила, а главный над ними Кутуйан. Он ехал впереди, рядом с ним его близкий друг Бекболот.
На рассвете, когда добрались до Джетим-Дебе, Кутуйан сказал Бекболоту:
— Беке, город городом, но день-то не базарный, кто знает, сумеем ли мы купить хлеба сколько надо. Я и еще человека три продолжим путь до города, а ты со своими, да возьми еще сарбанских, поезжайте в Кара-Коо. Там хлеборобов много, стало быть, и зерно найдется. Закупите у них для себя и для сарбанских, может, и для кашкабашей.
— Хорошо, — ответил Бекболот.— А если не закупим, как нам быть?
— Если не закупите, что поделаешь, тогда тоже поворачивайте в город. Встретимся на базарной площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92