— Наверное, отпускаешь обеды?
— Нет, не я. Мама. Мама — буфетчица, а я просто так.
— Как зовут тебя, где ты живешь?
— Катей зовут, здесь и живу,— ответила девочка.
— Хорошо здесь, верно? Горы какие, и смотри, сорок-белобок на дворе много! Нравится тебе жить в этом ущелье?
Долго длилось молчание.
— Так как же, Катя, нравится или нет? — повторил я вопрос.
— Не нравится, скучно: девочек нет, одна и одна,— возразила моя собеседница.
«А ведь и правда»,— уже стыдясь своего вопроса, подумал я. Один ребенок в глухом ущелье и на 40 километров нет ни единого малыша-сверстника. Действительно, «скучно».
— Ну ничего, Катя, скоро в школу, тогда скучно не будет,— сказал я девочке на прощание, пожимая маленькую руку.
Мы двинулись дальше. Еще несколько километров — и снег исчез совершенно. Кругом совсем не зимняя обстановка. Яркие лучи солнца заливают широкую долину Чу, искрятся в бурной ее воде, в ручейках и озерках. Тепло. Среди зарослей колючей облепихи летают мелкие насекомые, с верхушки на верхушку перепархивают поразительно пестрые птицы — краснобрюхие горихвостки, да по камням среди бурых потоков суетятся тесно связанные с текучей водой птички --белобрюхие оляпки.
Но вот солнце начинает склоняться к западу и скрывается за вершинами снеговых утесов. Мы спешим. Нужно успеть заправить машину в Рыбачьем и, покрыв еще 24 километра, достичь небольшого аула. Там мы решили сделать двухдневную остановку, познакомиться с животными окружающей местности, собрать коллекцию птиц и зверьков. И наша машина вновь развивает большую скорость, за ней вьется облачко дорожной пыли, и далеко позади среди гор каким-то провалом темнеет мрачное в эту пору Боамское ущелье.
Аул Торайгир, где мы сделали первую остановку для проведения стационарных работ,— небольшой населенный пункт. Из ближайшей горной речушки сюда попадает вода и нарушает общий пустынный характер местности: здесь раскинулись фруктовые деревья, тянутся высокие вербы. Примерно в километре от поселка широко расстилается водная гладь Иссык-Куля. Его низкие берега покрыты песком да камнем, местами растет облепиха. К северу от аула до самых гор, постепенно повышаясь, простирается каменная пустыня — одни камни да плиты и совсем мало растений. Уже после первой прогулки по окрестностям Торайгира мне стало скучно. Не собирать же только горных рогатых жаворонков! Бесчисленное количество этих замечательных птичек спускалось с высокогорий, чтобы на бесснежных участках провести зиму. Идешь по открытой местности и почти беспрерывно слышишь их мелодичные голоса и видишь светлых длиннокрылых птичек. Крупными стаями они поднимаются в воздух впереди вас и, пролетев короткое расстояние, вновь рассаживаются на серую почву. Правда, интересно понаблюдать такое скопление пернатых, но только недолго.
— Давай уедем отсюда, побываем в скалах и проведем хоть один день вон в том ущелье,— обратился я к спутнику, сотруднику академии Ахмату, указывая на север.
— Конечно, поедем,— поддержал он меня, и часа два спустя наш шофер, Александр Никитич вел машину к намеченной цели.
Впрочем, была и другая серьезная причина спешного отъезда, почти бегства, в ущелье. Дело в том, что второй наш спутник, аспирант Марат, был в ауле своим человеком. У него оказалось здесь много родни и знакомых. Друзья, тети и дяди наперебой зазывали к себе желанного гостя Марата и его приятелей, то есть нас. И чтобы не обидеть гостеприимных друзей Марата, мы решили сбежать из аула и уединиться в одном из ущелий; местное население называло его Чон-кок-джар. Там в зимнее время в глиняных домиках жило несколько семей скотоводческого колхоза; в одном из них мы и решили провести долгую и скучную Зимнюю ночь. Но этот домик пока еще далеко впереди. Гудя, машина медленно поднимается по пустынным увалам все выше и выше.
— Горные курочки! — толкает меня в бок водитель, указывая куда-то в сторону.
Стая птиц срывается с места и, наполняя воздух своеобразными криками, летит над каменистой степью.
— Какие горные курочки, это саджи! — шепчу я и жадными глазами провожаю летящую стаю.
Да, саджи! Вспоминаю раскаленные пустыни Казахстана, бесплодные, выжженные солнцем солончаковые степи и голоса быстро летящих стай. Да, это саджи! И вдруг поднимаются в воздух еще и еще стаи птиц, одни летят в одном направлении другие — в противоположном. Слышны голоса и звон крыльев быстро летящих пернатых.
Саджа — величиной с голубя, длиннокрылая, окрашенная в нежный палевый цвет птица. Пальцы ее маленьких ножек напоминают звериную лапку. Не случайно местами ее называют копыткой. Это типичный житель наших безводных азиатских степей и пустынных пространств Монголии. В этих местах они живут круглый год, питаясь на свободных от снега участках опавшими семенами и молодыми побегами пустынных растений и не боясь ни горячего солнца, ни лютых морозов.
Около трех часов потратили мы, пытаясь добыть для коллекции несколько ценных для нас экземпляров, но все безуспешно. Нелегко поймать зимой эту быстрокрылую, осторожную и крепкую птицу.
Солнце спускалось к западу, когда мы достигли в ущелье домиков скотоводов и, отпустив машину обратно в аул, занялись сборами коллекций. Но вскоре стало темнеть. На смену теплому, почти жаркому, дню надвигались холодные сумерки. Казалось, волны леденящего воздуха спустились с гор по ущелью вместе с потоком текущей воды, постепенно заполнили долину, покрывая ледяной коркой небольшие озерки и лужи. Потом наступила яркая звездная и студеная ночь.
— Ахмат, Ахмат,— пытался разбудить я глубокой ночью приятеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106